В царствование Фридриха Великого 300 000 мигрантов поселились в Пруссии, многие – на осушенных им землях. Вслед за российским царем Петром I прусский король Фридрих II увидел в голландском искусстве покорения природы подлинную победу разума над материей, осуществление Просвещения: то, что французские авторы проповедовали на словах, голландцы совершали на деле. «Кто осушает болота и культивирует землю – тот побеждает варварство», – говорил Фридрих. В «Фаусте» Гете именно осушением болот Мефистофель окончательно соблазняет колеблющегося Фауста. На земле, отвоеванной у воды, царила научная рациональность, которой не удавалось добиться на твердой почве. Поля разделяла правильная решетка канав, на них вводились новейшие системы севооборота, на луга завозились английские овцы и датские коровы.

Порядок работ на прусских болотах Фридриха хорошо документирован; он мало отличался от того, что на несколько столетий раньше происходило в Голландии. Солдаты прокладывали деревянные дороги-гати, позволявшие передвигаться через болото; это была самая опасная часть работ. Потом прорывали канал к ближайшей реке, отводивший воду; от него прокладывали канавы. Когда трясина подсыхала, надо было убрать слой белого торфа, он не был горючим. Под ним был черный торф; его подсекали длинными штык-лопатами, резали на кубы, просушивали и по водному пути везли на городские рынки. Обратно шхуны везли песок, который смешивали с белым торфом, поднимая уровень земли; в этой смеси можно было сеять пшеницу или гречку. В других случаях подсушенные болота просто поджигали и сеяли прямо в пепел; через 3–4 года земля истощалась, и надо было переходить на новое место. Но постепенно на этих местах появились деревни – «болотные колонии».

Одним из последних был осушен Ольденбург, который в 1773 году перешел под власть российской короны. Его герцоги воевали на стороне России против Наполеона; один из них стал Эстляндским губернатором, другой Тверским. Потом Ольденбург вновь стал германским княжеством. Местная интеллигенция разрабатывала планы новых каналов и колоний. После 1848 года Людвиг Старклоф, местный чиновник и автор романов о жизни среди болот, представил герцогу Августу масштабный план строительства новых каналов, который бы вернул Ольденбург на столбовую дорогу прогресса. План Старклофа был отвергнут, и он покончил с собой, утопившись в канале в 1850 году. В ольденбургских болотах царила бедность, но часть каналов, прорытых в XVII веке, продолжали работать: в 1869 году по ним ходили десятки морских судов и больше ста торфяных шхун. Несмотря на конкуренцию со стороны угля, торф продолжали здесь потреблять и в ХХ веке; он был дешев и подходил для местных нужд. Но многие успехи оказались недолговечными: каналы заиливались или осыпались, наводнения прорывали насыпи. Зато малярия, которую помнили в этих местах, исчезла навсегда. В болотах водились комары, они разносили страшную болезнь, и победа над малярией в Европе и Северной Америке была прямым следствием осушения болот.

В мире немало прекрасных городов, построенных на болотах: Венеция, Кембридж, Санкт-Петербург, Принстон, Шанхай, Новый Орлеан… В долгий период, когда люди жили плодами земли, болота оставались ничейными, на них не было претендентов, они принадлежали суверену, а не вассалам. И когда суверен решал строить университет или столицу, размещать их среди болот было экономически спорным, но политически верным решением. Строительство Петербурга было самым нетривиальным из этих решений, и самым судьбоносным. Несмотря на обилие болот и интерес к ним суверена, получившего свое профессиональное образование в Голландии, в петровской России так и не сумели наладить добычу торфа. Император поручал своим людям заняться торфом в безлесном Азове; но когда болота в Петербурге и вокруг него осушались голландцами и шотландцами, которые знали толк в торфе, он был не нужен из-за обилия леса. Потом торфом занялся Ломоносов; росший на обильной болотами архангельской земле и живший на перерытом каналами Васильевском острове, он все еще писал о торфе как об иноземной, не вполне отечественной специальности: «торф добывают из болота сетками… и вместо дров употребляют сами голландцы и по другим землям развозят и рассылают на продажу, и тем составляют не последнюю часть своего купечества. От сего произошла насмешная пословица про купцов и промышленников, кои тем торгуют, что они продают свою землю, свое отечество». Подражая Фридриху, которого она ненавидела, российская императрица Екатерина II организовала масштабное переселение немецких колонистов вглубь евразийской равнины. В начале XIX века российский император Александр I пригласил английского фермера, квакера Даниела Уилера, осушать болота вокруг Петербурга. За 15 лет жизни в России Уилер осушил более 100 000 акров болот в дворцовых имениях на Охте и в Шушарах.

Двумя столетиями позже малярийные болота исчезнут в Лацио, который осушил Муссолини, и в Крыму, который осушил Сталин. Эти геракловы подвиги внутренней колонизации всякий раз оказывались задачей государства, решавшего их на пике своих возможностей. Зато Полесские и Припятские болота в Северной Польше и Белоруссии, которые так и не удалось осушить, оказались для германских теоретиков, последователей Фридриха Великого, доказательством неспособности местного населения к решению задач государственности. Объяснение было в том, что на этих болотах жили славяне и евреи. Людей надо было ликвидировать, болота осушить, а землю колонизовать. Этот проект не вполне удался, и в Европе еще есть немало болот. Скорее всего, их станет больше.

Торф остается самым распространенным из энергетических ресурсов; им и сейчас покрыто 3 % земной поверхности. Большая часть болот состоит из торфа, его считают возобновляемым ресурсом, хотя он восстанавливается гораздо медленнее, чем лес. Но человечество больше не будет сушить и сжигать торф. На единицу энергии торф выделяет еще больше углекислого газа, чем уголь, и много больше, чем нефть. Хуже того, торфяники продолжают выделять углекислый газ и после того, как их разработка закончилась. Наоборот, нетронутое болото активно поглощает карбон. В 2018 году Ирландия объявила об окончании торфяных работ. Последняя электростанция, сжигавшая торф, перешла на биомассу.

И все же торф сыграл огромную роль в истории. Первая страна Нового времени, Голландия не смогла бы совершить свой рывок без торфа, а без вызова с ее стороны, возможно, не совершила бы его и Англия. Создателем золотого века был не великий художник, не банкир и не мореплаватель; им был шкипер торфяной баржи.

На единицу веса энергоемкость каменного угля втрое выше дров; он менее пожароопасен, чем торф, не впитывает воду, его не нужно хранить под крышей. Тонна каменного угля при горении создает примерно столько же тепла, сколько дает акр леса. Но из-за примесей, которые выделяются при горении, на угле долго не могли плавить металл, варить пиво или, к примеру, делать пиццу.

В Англии уголь жгли для отопления с римских времен. Его добывали открытым способом и доставляли не дальше, чем доставляли строительный камень. В начале XVII века цены на дрова в Лондоне и окрестностях драматически росли, а угля было столько, что он не менялся в цене несмотря на взрывной спрос. Богатые месторождения были найдены только в трехстах милях от Лондона; это далеко, но уголь уже доставляли по воде, и расходы на милю были в двадцать раз меньше, чем если бы его везли по суше. Сначала уголь ехал на плоскодонных, широких баржах по реке Тайн до Ньюкасла; следуя по течению, три матроса могли доставить 20 тонн угля. Потом его перегружали на парусные суда и по морю доставляли в устье Темзы. В середине XVII века суммарный тоннаж английских угольных судов превышал общий тоннаж всего торгового флота. Матросы этих судов были главным резервом в случае войны.