Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Занятно. Даже монах в Кройленде был наслышан, на ком, как предполагалось, Эдуард женился в первый раз.
– Да. Мор измыслил Елизавету Люси много позже.
– Не говоря об отвратительном вымысле, что Ричард ради притязаний на корону опозорил собственную мать.
– Что?
– Монах пишет, что Ричард настоял на публичной проповеди, в которой утверждалось, будто Эдуард и Джордж были сыновьями его матери от другого отца и что поэтому он, Ричард, единственный законный наследник.
– Мор мог бы выдумать и более убедительную байку, – сухо заметил молодой Кэррэдайн.
– А ведь Ричард жил в доме у матери, когда возникли эти слухи!
– Да, верно, он действительно жил у нее. Я и забыл. У меня не такой аналитический склад ума, как у вас, полицейского. Вы, вероятно, правы, говоря, что Мортон был распространителем этой сплетни. Но слухи могли пойти и из другого источника…
– Что ж, возможно. Но готов побиться об заклад, что это не так. Я вообще не верю, что возникла широкая молва об исчезновении мальчиков.
– Почему?
– Сам пока не понимаю. Мне кажется, прими дело серьезный оборот, например в случае обострения положения в стране, Ричард немедленно предпринял бы какие-либо контрдействия. Вот когда распространилась выдумка о том, будто он собирается жениться на своей племяннице Елизавете – старшей сестре принцев, он взвился до небес. Он не только рассылал письма в разные города, решительно опровергая эти слухи, но был в такой ярости (очевидно, понимая возможные последствия клеветы), что созвал Совет Лондона в самом большом зале, который только мог найти, чтобы собрать сразу всех вместе, и без обиняков заявил им, чтó думает обо всем этом.
– Да, конечно, вы правы. Ричард всенародно опроверг бы эту клевету об убийстве, если бы она получила широкое распространение. Ведь она была куда более ужасна, чем измышления о его женитьбе на племяннице.
– Да. Тем более что в те времена вы вполне могли получить церковное благословение на брак с племянницей. И если уж Ричард пошел на крайние меры, чтобы опровергнуть слухи о женитьбе, то еще более решительно пресек бы молву об убийстве принцев, если бы она имела место. Вывод очевиден: никаких слухов об исчезновении мальчиков или их убийстве не было.
– Лишь одинокий слушок, перекочевавший из Англии во Францию…
– Да, только мортоновская сплетня. Но в целом ничто не дает оснований тревожиться о мальчиках. Я имею в виду вот что: во время полицейского расследования обычно ищут какие-либо отклонения от нормы в поведении лиц, подозреваемых в преступлении. Почему Икс, который обычно ходит в кино по четвергам, именно в тот вечер в кино не пошел? Почему доход Игрека оказался вполовину меньше обычного, а он им вопреки всему не воспользовался? И все такое прочее. Но в короткий промежуток времени между коронацией Ричарда и его гибелью все без исключения ведут себя вполне нормально. Мать мальчиков возвращается из своего уединения и мирится с Ричардом. Девочки возобновляют свой обычный образ жизни при дворе. Принцы, вероятно, продолжают занятия, прерванные смертью отца. Их молодые кузены занимают места в Совете и, очевидно, пользуются авторитетом в городе Йорке, благо им адресуют разные прошения. Совершенно обыденная, мирная картина: все занимаются своими повседневными делами, и нет никаких намеков на то, что в семье произошло убийство.
– Похоже, что я все-таки возьмусь за книгу, мистер Грант.
– И наверняка напишете ее. Вам нужно не только обелить Ричарда, но и снять с Елизаветы Вудвилл обвинение в том, что она смирилась с убийством сыновей за семь сотен марок в год и льготы.
– Конечно, я не могу обойти этот вопрос. Но у меня должна быть своя теория относительно судьбы мальчиков.
– Она у вас будет.
Кэррэдайн отвел взор от похожих на клочья ваты облачков, плывущих над Темзой, и вопросительно взглянул на Гранта.
– Откуда такая уверенность? – спросил он. – Вы похожи на кота у миски со сметаной.
– Просто в течение одиноких дней, пока вы не навещали меня, я вел следствие полицейскими методами.
– Полицейскими методами?
– Вот именно. Кому что выгодно и так далее… Мы обнаружили, что смерть мальчиков не принесла бы Ричарду ни малейшей пользы. Вот я и пытался понять, кому была выгодна их гибель. Тут-то и выплывает «Титулус региус».
– Что общего может иметь «Титулус региус» с этим убийством?
– Генрих Седьмой женился на Елизавете, старшей сестре мальчиков.
– Так…
– Благодаря этому он вынудил лагерь Йорков смириться с тем, что он занял трон.
– Ну и что?
– А то, что, отменив «Титулус региус», он сделал ее законным ребенком.
– Да, конечно.
– Тем самым он снял обвинение в незаконнорожденности и с ее братьев; у них появилось преимущественное перед ней право на престол. Иными словами, отменив «Титулус региус», Генрих сделал старшего из принцев королем Англии!
Кэррэдайн даже прищелкнул языком. Его глаза за линзами очков в роговой оправе заблестели от удовольствия.
– Итак, – произнес Грант, – я предлагаю продолжить расследование в этом направлении.
– Согласен! Что вы хотите узнать?
– Я хочу узнать как можно больше о признании Тиррела. И что произошло в действительности, а не в чьих-то рассказах со всеми заинтересованными лицами. Как мы разбирались с делом о вступлении на престол Ричарда после неожиданной смерти брата.
– Отлично!
– Но прежде всего надо выяснить, какова дальнейшая судьба всех наследников престола из рода Йорков, которых Ричард оставил живыми, здоровыми и преуспевающими. Всех без исключения. Вы можете это сделать для меня?
– Конечно. Это просто.
– И я бы не прочь иметь побольше сведений о Тирреле. Как о человеке, я имею в виду. Кто он был, что делал…
– Понял. – Кэррэдайн поднялся таким заряженным, что в один момент Грант подумал, что он действительно готов даже застегнуть свое вечно распахнутое пальто. – Мистер Грант, я так вам благодарен за это… это…
– Развлечение, игру?
– Когда вы снова встанете на ноги, я… я… Я проведу вас вокруг лондонского Тауэра.
– Поплывем лучше до Гринвича и обратно. Наша островная нация имеет страсть к судоходству.
– Когда они выпустят вас из постели, вы уже знаете?
– Вероятно, я встану на ноги, когда вы принесете мне новости о наследниках и Тирреле.
Глава четырнадцатая
К следующему посещению Кэррэдайна Грант уже сидел в постели.
– Вы не можете себе представить, – сказал он Бренту, – до чего ласкает взор противоположная стена после этого осточертевшего потолка. И каким маленьким и странным выглядит мир, когда ты поднялся.
Его