мятного чая и лёг в постель с наступлением темноты. Он уснул, словно младенец, без единой мысли о Зилоле. Азим уже даже не помнил, когда в последний раз не думал о ней. Он и не хотел помнить. Вся его голова была забита грёзами о Зилоле, из-за чего он в последнее время стал ветреным и рассеянным. Отец делал ему замечания по этому поводу, но юноша не мог признаться, что влюблён. Пока не мог признаться. Азиму нужно принять решение, и исход этого дня определит его дальнейшие действия.

Азим скинул с себя одеяло и быстро вскочил с кровати. Он был бодр и полон надежд на новый день. Подтянувшись, он понял, что его желудок пуст как безоблачное небо за окном. Он оделся в хлопковые коричневые штаны и голубую рубаху с длинными рукавами и взял в руки тёмно-голубой кафтан, который наденет после совершения утреннего туалета и омовения. Перед выходом из комнаты он подошёл к кровати брата, думая, будить его или нет.

Рауф занял второе место на состязании по борьбе среди детей до двенадцати лет. Для мальчишки это было большим достижением. В прошлый раз он занял третье место. Результаты его упорных тренировок проявляются, а вот Азим даже толком не готовился к сегодняшнему состязанию.

— «Пожелай мне удачи, братишка», — проговорил про себя Азим и не стал будить Рауфа.

Пусть отдыхает. Вчера они с отцом легли поздно. Рауф не расставался со своей наградой — серебряной кистью винограда, которую ему вручил военачальник личной гвардии султана. Он хвастался ею перед гостями, пришедших на праздничный ужин, и обещал, что в следующем году пойдёт на золото. А теперь награда лежала у Рауфа под подушкой.

Азим не спеша спустился вниз, чтобы не разбудить никого скрежетом ступеней. Внизу он заметил, что дверь в большую гостиную приоткрыта. Оттуда доносился негромкий храп. В юноше заиграло любопытство, и он осторожно заглянул внутрь. Храп принадлежал дяде Адхаму — он спал, прижавшись к стене. Он остался на ночь, догадался Азим, чтобы утром сопроводить его на поле бузкаши. Юноша улыбнулся и, оставив дверь в гостиную приоткрытой, вышел во двор.

Совершив утренний туалет и омовение, юноша надел свой накидной кафтан с чёрным растительным узором на груди и коротких рукавах. Вернувшись в дом, он направился на кухню. Туда его звал голодный желудок и требовал обшарить все полки в поисках еды.

Так действуют воры, потому Азим не стал потакать прихотям своего нутра.

На решётке кухонного очага он поставил медный чайник и зажёг под ней огонь. С утра ему хотелось молока, но в погребе под кухней его не осталось.

— «Что бы съесть?» — думал Азим, смотря на небольшой огонь под чайником. В раздумьях о еде, ему казалось, что вода не закипит и за целую вечность.

Послышался скрип лестницы и Азим обернулся назад. У арочного проёма на кухню он увидел отца в белой тунике и полотенцем на плече.

— Доброе утро, сын, — сказал Аъзам и прикрыл зевающий рот.

— Доброе утро, отец.

— Сегодня важный день, не так ли? — спросил Аъзам.

— Да, — коротко кивнул Азим.

— Тебе понадобятся силы, но много не ешь. Тяжесть в желуде мешает ясности ума, а ум понадобиться тебе ещё больше.

— Хорошо, отец, — кивнул Азим и подошёл к полке слева от себя.

— И выпей не больше одной или двух чашек. Тебя никто не отпустит посреди состязания из-за зова твоей природной нужды, — предупредил Аъзам. — Если хочешь, я попрошу мать приготовить тебе немного овсянки.

— Молока не осталось, — сказал Азим, взяв деревянную менажницу в виде виноградной грозди с изюмом, миндалём, арахисом и фисташками из той самой полки.

— А-а, — протянул Аъзам, а его брови пошли вверх — он тоже хотел каши. — Тогда можешь поесть сумалак бабушки Ханифы и сыра, — сказал он, не заметив менажницу в руках старшего сына, так как направлялся во двор…

Ночная пелена упала за западный горизонт, но солнце выглядывало лишь на одну шестую своего диска из-за восточного горизонта. Несмотря на рань, ночной холод не желал отступать, пока солнце не встанет во всей своей красе и не прогонит его своими тёплыми лучами.

Сытно, но не плотно позавтракав вместе с отцом и дядей, Азим начал собираться. Он дополнительно надел на себя тёмно-голубой стёганый распашной камзол, прошитый чёрными виноградными лозами, а на голове завязал короткую чалму под цвет камзола. Аъзам в это время запряг двух рабочих лошадей в повозку и вывел их за ворота. Втроём они поехали на поле для бузкаши, которое было в одной мархале к востоку от Ангруна. Подаренного дядей Адхамом чёрного жеребка Азим решил не утомлять своим весом и беречь его силы до начала состязания. Раз отец сказал, что ум понадобиться ему больше, чем силы, то силы определённо будут нужны его новому жеребцу. Потому, сидя на повозке, он вёл жеребка под длинную узду. Этого жеребца Адхам подобрал из личного табуна султана и просил разрешения купить его целых три года. Аъзам с сыновьями были изумлены, когда Адхам после выступления Рауфа отвёл их в конюшню султана, недалеко от дворца, и вручил Азиму поводья черного жеребца.

— Это мой тебе подарок, Азим, — сказал тогда Адхам с широкой улыбкой.

Пока Азим пребывал в приятном недоумении, восхищаясь жеребцом, Аъзам пришёл в себя быстрее.

— Так вот почему тебе было нужно согласие, — догадался он. — Как ты это сделал? Султан ведь не продаёт своих чистокровных лошадей.

— Когда тебе дают виноград, не спрашивай из какого сада он, — увильнул от ответа Адхам.

Несмотря на все уговоры, Адхам до сих пор не сказал сколько он заплатил султану или что он сделал, чтобы купить этого жеребца.

— Ему нужно выбрать достойное имя, — это всё, что он сказал за праздничным ужином перед тем, как Азим пошёл спать.

На гряде низких холмов, раскиданных повсюду, цвели подснежники, местами прорастали тюльпаны и нарциссы. Ложбины всё ещё скрывались в тени. Почти весь их путь пролегал по такой неровной земле. Вскоре они выехали на бескрайное зелёное поле. Её, казалось бы, идеально ровную поверхность нарушал невысокий склон, чей хребет тянулся в ширь на несколько сотен газов. Именно туда они и держали путь. Кроме них больше не было никого верхом на лошади или на повозках — путники шли пешком и не спеша, и каждый из них с удивлением смотрел на чёрного жеребца Азима и на самого юношу. Путников удивляло то, что этого жеребца ведут простые люди, а не султан-заде или хеш-султаны.

— Они — зрители состязания, — объяснил Аъзам, что слегка озадачило