Милан был в замешательстве. Они не могли быть на рыбном рынке. Повозка ехала в гору, но рынок лежал намного ниже, ближе к гавани. И все же Нандус явно говорил о Фелиции. Должно быть, они остановились перед ее виселицей. Но ее должны были повесить лишь в полдень, а не с первыми лучами солнца.

Нандус сделал короткую паузу, и толпа воспользовалась его молчанием, чтобы оскорбить предполагаемую воровку и шлюху.

– Потаскуха! – пронзительно взвизгнула какая-то женщина.

– Пускай сдохнет!

Милан с горечью слушал вопли толпы. Каково же это должно было быть для Фелиции, которая стояла под виселицей и смотрела вниз на эту кровожадную стаю?

– И она не только крала! – Громовой голос отца снова заглушил крики собравшихся. – Там, где честные люди защищали имущество своего господина, она совершила убийство. Она согрешила всеми возможными способами. Она не заслуживает пощады. Да отправится ее душа в вечную тьму.

Руки Милана вцепились в спинку тяжелого деревянного кресла, к которому его привязали. «Она выживет», – мысленно повторял он снова и снова.

Заслонка перед окном в дверце повозки открылась. Яркий свет ослепил его. Милан смутно увидел всадника на фоне неба. Рядом с позеленевшей бронзовой фигурой возвышался столб, у которого стояла Фелиция.

Постепенно картина стала более четкой. Он узнал рыжие волосы женщины, которые нежный ветерок развевал перед ее лицом. Она была привязана к столбу тяжелыми цепями. Высоко над толпой. Под ней были сложены блестящие от масла дрова и хворост.

Милан закричал, но кляп заглушил его голос, так что не было слышно ничего, кроме жалкого бульканья.

Ветер сдул волосы с ее лица. Фелиция увидела его. Ее глаза расширились. У нее во рту тоже был кляп, чтобы она не смогла в последний момент выкрикнуть правду о том, кем она была и что на самом деле сделала.

– Подобно тому, как мой отец сжег зло, которое должно было поглотить Цилию, я тоже выступлю сегодня в роли огненного судьи и предам пламени зло, постигнувшее этот город.

Нандус помахал стражу, который приготовил факел.

Милан попытался вырваться из своих оков. Он отчаянно боролся с широкими кожаными ремнями. Этого не могло быть! Ведь ее должны были повесить… Что произошло?

Слезы затуманили его взгляд, когда Нандус воткнул факел в костер. Пламя с треском пожирало хворост. Первые огненные языки уже танцевали на пропитанных маслом деревянных досках. Поднялся легкий дымок, но его тут же унесло ветром от костра.

Милан прищурился сквозь слезы. Взгляд Фелиции был устремлен на него. Кляп исказил ее черты, но ее глаза улыбались.

Милан снова попытался вырваться из оков. Он хотел быть рядом с ней, хотел погибнуть вместе с ней. Без нее его жизнь не имела смысла.

Она с нежностью покачала головой, словно прося его отказаться от бесполезной борьбы.

Фелиции даже не разрешили умереть в собственной одежде. Ее одели во власяницу из грубого полотна, доходившую ей до колен. Ее длинные волосы были распущены. Она была привязана к столбу цепями, так чтобы удерживающие ее кандалы не могли стать жертвой огня и не позволили ей, горящей, спрыгнуть с костра и забрать с собой на тот свет одного из бессердечных зевак.

Первые языки пламени прикоснулись к ногам Фелиции. Она стояла неподвижно, как будто боль не могла достичь ее.

Это было не первое сожжение, которое Милану приходилось наблюдать. Часто жертвы задыхались от дыма еще до того, как огненные мучения становились невыносимыми. Но Фелиции не повезло. Было слишком ветрено.

Языки пламени лизнули ее ногу, окрасив подол длинной рубашки в черный цвет, и снова отступили.

На Площади Героев воцарилось гробовое молчание. Понимали ли зеваки, что это была не простая воровка?

У Милана было ощущение, что его сердце вот-вот лопнет в груди. И он хотел, чтобы так и произошло. Хотел умереть вместе с ней.

Поток его слез иссяк.

Пламя проникло между ее бедер. Фелиция дернулась в первый раз, но затем снова взяла себя в руки.

Кожа на ее ступнях и голенях покраснела и покрылась волдырями. Она начала извиваться. Ее лицо превратилось в маску едва сдерживаемых страданий.

Милан заставлял себя смотреть на нее. Его долгом было оставаться с ней до конца. По крайней мере, взглядом.

Повозка тронулась с места.

В маленьком прямоугольнике окна, до которого сжался его мир, больше не было видно костра.

Милан мельком увидел конную статую Джованни Виллани, победителя битвы у Кровавого моста, который гордо протянул свой орлиный жезл к небу. Затем остались лишь фасады домов и звук обитых железом колес повозки, которые тяжело катились по мостовой.

ДАЛИЯ, ПЛОЩАДЬ ГЕРОЕВ, РАННЕЕ УТРО, 18-Й ДЕНЬ МЕСЯЦА ЖАРЫ В ГОД ВТОРОГО ВОСХОЖДЕНИЯ САСМИРЫ НА ПРЕСТОЛ

Толпа уже начала расходиться, когда Нок в сопровождении Канга достигла Площади Героев. Один из ее шпионов сообщил ей о том, что тут происходило.

Но слишком поздно. Огонь уже начал затухать. Связки хвороста между лесами из толстых досок гарантировали, что пламя поднимется яростной бурей. Толстые бревна не прогорели. Края и нижние части обрезанных стволов источали ярко-оранжевый свет, но на углях уже лежал белый пепел.

Столб, к которому была привязана Фелиция, все еще стоял прямо и не собирался падать. Нок взглянула на небо. С легким изменчивым бризом пришли серые облака. В течение часа должен будет пойти дождь. Тогда погаснут последние угольки.

От Фелиции осталась лишь кривая черная фигура, которая больше не имела никакого сходства с герцогиней Швертвальда. Ее ярко-рыжие волосы исчезли, от рубашки не осталось и следа. В тускло-красном свечении цепей, на которых она висела, Фелиция казалась сморщенной.

– Мы недооценили верховного священника, – тихо произнесла Нок, борясь с пламенным гневом, вызванным ее собственным легкомыслием. Ей показалось, что огонь вот-вот вырвется из нее и поглотит все на своем пути. Нок еще никогда не ощущала такой ярости и такого позора. Она должна была знать, должна была приготовиться и к такому повороту событий. Нандус явно предвидел попытку освобождения герцогини. То, что Нок в своем высокомерии не сочла верховного священника опасным противником, стоило жизни ее самой ценной союзнице. – Впредь мы должны действовать более осторожно, – сказала Нок. Голос женщины звучал спокойно. Буря испытываемых ею эмоций осталась взаперти, и никто из окружающих не заметил ее состояния.

Тем не менее Канг испуганно посмотрел на Нок. Он тоже наверняка был потрясен видом костра. Наконец он кивнул.

– Верховный священник – великий полководец и человек железной воли. Говорят, он убил тролля…

Нок знала о слухах, ходивших по городу, но сомневалась, что им можно было верить. Тролль, уже сейчас?

Если записи Тигриц были верными, Цилия была местом, где изменения всегда происходили в первую очередь. Очевидно, Человек-ворон уже появился в городе. Но его сказка была сильной, и в нее были вовлечены двое Тормено. Однако мостовой тролль… это нечто иное.