Мы не делаем ничего плохого и плевать на всех остальных. Будь собой. Со мной. Сказки виконтессы Орхи...

— Но это же ты придумываешь...

— Не зли меня...

На следующий день после того, как погребли всех погибших... я приказал на погосте, на той стороне, которая выходила на главную дорогу, сделать большую братскую могилу... с красивым каменным надгробьем с выбитой надписью «Слава погибшим героям»... это было ново и необычно, дружинники перешептывались и смотрели на меня... восторженно, устроили большой пир прямо на центральном площади города, там же, где отмечали Новый год. Расставили столы, наготовили еды, открыли бочки с элем. Банн от моего имени, так как я мог только сипеть, толкнул «речугу», что мы все молодцы, что герцогство у нас самое сильное и самое лучшее, а герцог так вообще... «виват» мне, короче. Выпили за победу, наградили отличившихся, помянули павших, я написал нашим, читай городским, у отца в замке никого не было почему-то, менестрелем текст песни и «намычал» мелодию. И вот теперь они с помощью непонятных мне музыкальных инструментов, гусли в виде груши, скрипка или что-то такое, но держат ее перед собой на ногах, и толи волынка, толи еще что-то, но тихонько и очень лирично спели перед вояками:

— Мне кажется порою, что солдаты

С кровавых не пришедшие полей

Не в землю нашу полегли когда-то

А превратились в белых журавлей...

Рыдали все... от барона Жу до молодого дружинника Нарта, пришлось исправляться, встал, все затихли:

— Помянем тех, — Банн повторял за мной громко, — кого нет с нами! И будем помнить о живых! Запевай!

— Зелёною весной

Под старою сосной...

Орха стала пихать меня локтем:

— Это про тебя? Ой! А это про меня?

— Про нас, мое солнышко, — нет, ну таким сипом такие слова нельзя говорить... но прокатило...

Раздал трофеи баронам, выразил свое «мерси» и отправил по домам, то есть замкам, весна ведь, нечего прохлаждаться. Приехал к бывшим пленным:

— Как они воевали?

Луц покивал головой:

— Хорошо, ваша светлость, строй удержали, двое погибших, двое раненных, а так хорошо...

— Погибшие — это плохо... живые — это хорошо... выдай всем оплату также как нашим дружинникам, пусть знают, что если воевать, то под знаменем герцога Поду. Десятнику отдай доли погибших, пусть родным отдаст в Лароде. Слышишь, десятник?

— Да, ваша светлость, не сомневайтесь, отдам.

— Еды дай на дорогу. Что? Кто здесь хочет остаться? Вон Луц, если кто в дружину хочет, вон Рак, если кто навоевался и хочет мирной жизни, без проблем, живите...

Посмотрел, как чинят мост, охранные башни и ворота в город. Нет, надо все из камня делать и кирпича.

Поговорил с бургомистром:

— Вот смотри, Решш. Мост будет внутри городской стены, да, а ты думал... а с той стороны, пристань. Рисуйте красивую линию с башнями, с воротами... покажешь мне... и начинаем копать под фундаменты не торопясь. А ворота новые чиним, конечно... пока мы новую стенку построим, что нам с открытой калиткой жить что ли... и пока не забыл... пожарную охрану надо делать, как-как... придете потом, расскажу.

Вечером, после поцелуев, попросили рассказать очередную сказку, но я, показывая на осипшее горло, покачал головой:

— Потом, моя Шахерезада, потом...

— А это кто?

— ...

— Хорошо, не ругайся, а песнью? Ой, все... мне мама пела в детстве... а ты колыбельные тоже знаешь? Какие?

— Спят усталые игрушки, книжки спят.

Одеяла и подушки ждут ребят.

Даже сказка спать ложится,

Чтобы ночью нам присниться.

Ты ей пожелай:

Баю-бай...

Вот и приснилось. Всю ночь я скакал на коне между большими многоэтажными домами, с большими светлыми окнами, с высокими шпилями. Улицы были широкими, с деревьями посредине, с непонятными столбами, с фонарями на этих и других столбах. Проходы вниз под землю открывались тут и там, вывески вспыхивали на домах, знакомые, а чаще незнакомые слова были написаны на них, но меня это не удивляло. Дома, лампы и прочее были необычными, но не удивительными, даже мелькающие в высоте, пролетающие ... повозки... машины, не удивляли. Я видел все это уже когда-то и спокойно воспринимал все это... Вот я уже в каком-то здании в большом зале с множеством людей, кто-то что рассказывает, мы все это обсуждаем, и это так... здорово, интересно, но о чем мы говорим, я не понимаю и это так обидно, как будто от меня отрезали большую часть меня, хорошую часть, и эта доля уйдет безвозвратно, если я не предприму каких-либо действий, а каких... я не знал. И это было та печально, что я плакал в голос от обиды и от тоски, я рыдал и не мог остановиться...

— Все-все, что-ты..., — Орха разбудила меня, обняла, прижалась всем телом и стала гладить по спине, — ты дома, в замке, со мной... я здесь, рядом, все хорошо... ну, что-ты... битва приснилась?

— Нет.

— А что? Да и не вспоминай... все хорошо...

Ничего хорошего, но что делать... жить, вспоминать, работать, любить, драться...