фонаря на северной башне. Огонек горел ровным желтым светом.

— Следить за огнем и за берегом.

Посреди ночи меня растолкали:

— Ваша светлость, то есть, командир, лодки пошли.

— Какие лодки?

— Лаги.

— Так и говори, лаги высаживаются, — поднялся на край оврага. Небольшие лодчонки засновали между кораблями и нашим берегом. — Ждем.

Сполз обратно, рано еще дергаться.

— Чёрный ворон, что ты вьёшься,

Над моею головой!

Ты добычи не добьешься,

Чёрный ворон, я — не твой...

Ты добычи не добьешься,

Чёрный ворон, я — не твой...

На мой голос, пел я негромко, почти шепотом, сползя почти весь отряд. Рядом оказался тот самый боец, который привез весточку о лагах.

— Нарт, и ты здесь. Что первая драка? Страшно?

— Страшно, ваша светлость, а вы еще такие песни страшные поете...

— Не бойся, Нарт.

— Как же, ваш..., — на него шикнули, — командир, лаги вон, говорят смерти не боятся.

— Они верят, что после смерти воин попадает в страну, где одни удовольствия. Пир круглый год, вино бочками, женщины толпами, работать не надо, «лафа», короче.

— «Лафа»? А это правда, командир.

— Нет, конечно, боятся они умереть, как и все, поэтому такое и придумывают. И дерутся за добычу и за свою легкую смерть, а мы, Нарт, бьемся за свой дом, за детей, за подруг. Мы сильнее. Раз они хотят умереть, то мы должны им помочь. А мы хотим жить... ты еще не женат, Нарт?

— Нет, командир.

— А девушка есть? Ну, та, которая нравиться? Чего молчишь?

— Есть...

— Есть, только ее папаша ему отказал, вот он с горя в дружинники и подался, — раздался шепот из темноты. Вокруг тихонько засмеялись.

— Отказал такому парню? А она-то согласна. Нарт?

— Согласна, командир.

— Сейчас лагам наваляем, я сам с папашей поговорю, если ты, конечно, в бою отличишься. А как ее зовут?

— Тета...

— Тета?

Ты ждешь, моя Тета,

От друга привета,

Ты не спишь до рассвета,

Все грустишь обо мне.

Одержим победу,

К тебе я приеду

На горячем вороном коне.

Приеду весною,

Ворота открою.

Я с тобой, ты со мною

Неразлучны вовек.

В тоске и тревоге

Не стой на пороге,

Я вернусь, когда растает снег.

Моя дорогая,

Я жду и мечтаю,

Улыбнись мне, встречая,

Был я в храбром бою.

Эх, как бы дожить бы

До свадьбы-женитьбы

И обнять любимую свою!

Я не видел, но чувствовал, что все вокруг улыбаются.

— Сигнал, ваша светлость! И горит что-то сильно!

На башне огонек поменял цвет на оранжевый и замигал. А за ним в стороне города стало подниматься зарево пожара. Тут же все пришло в движение. На нашей рукотворной дамбе зажглись факелы, один, второй... пятый, факелы вспыхнули и на той стороне реки, и на нашей, но подальше от берега. На берегу заметались, стало видно, что приличное количество разбойников уже высадилась на берег. И тут вспыхнули огоньки возле кораблей, и сразу они росчерками взмыли в воздух и упали на палубы кораблей. Факелы на берегах сразу затухли.

— Один, два, три, четыре..., — считал я шепотом. На трех кораблях вспыхнуло пламя ярко и весело, на четвертом что-то разгоралось, но чуть-чуть. Посмотрим, «коктейль Молотова» забортной водой не потушишь, если нет плотной тряпки, чтобы сбить пламя, то ... удачи им. Пятый поджечь не получилось, по крайней мере, огня я не видел.

Тишина исчезла, на кораблях орали в полный голос, бегая по горящим палубам, на берегу орали лаги, смотря как горят их корабли.

— Наконец-то началось, а то было тихо как на кладбище. Так, сидим тихо, ждем.

Все шло по плану, не нравился мне только отсвет пожара со стороны города.

— Один готов, командир, — Липп вытянул руку в сторону.

— Не вижу.

— Вон, дальний на борт лег. А остальные сюда спешат.

Рассвело. Два обгорелых корабля стояли, уткнувшись в наш берег. Один из них еще горел. Третий полыхал невдалеке, его пытались довезти до