– Эллу отослали к родственникам в маленькую деревушку на севере. Оставаться здесь ей было невозможно, однако там ей оказалось едва ли не хуже. Помимо того что ей пришлось пережить психологическую травму, связанную с изнасилованием, а также физические страдания в ходе опасной беременности, к которой ее тело было тогда, разумеется, вовсе не готово, не говоря уже о родах, которые ее чуть не убили, она для всех – и взрослых, и прочих детей в школе – стала объектом постоянных издевательств и унижений. Ей это было попросту невыносимо.

– Откуда ты все это знаешь? Ведь ты тогда еще не родилась!

– Всю мою жизнь мне об этом твердили все вокруг. О бесстыжем ребенке и девушке с дурным характером. Наверняка для того, чтобы я не вздумала ее искать. Но когда я выросла, то поняла, что вины Эллы в этом ни в коем случае нет.

– А ты уверена, что это и вправду было изнасилование? Что Элла не?..

– Не сама хотела?

Лицо Сигрун потемнело от гнева. Было заметно, что легкое сомнение Ханны сработало как охапка дров для уже полыхающего костра.

– Это было грубое изнасилование, я могла бы рассказать тебе о нем в деталях, однако, честно говоря, читаю умолчать. Когда я нашла Эллу, она посвятила меня во все обстоятельства фактически против моей воли. Однако выяснилось, что ей просто необходимо было выговориться, когда кто-то наконец спросил ее об этом. И я оказалась первой.

На некоторое время Сигрун умолкла. Представив себе возможные подробности признания Эллы, Ханна вздрогнула. Сигрун посмотрела на нее.

– Многие годы я верила их рассказам о ней. Что она была сама во всем виновата, что принесла меня в этот мир во грехе и стыде и поэтому со мной можно обращаться так, как они обращались. Многие годы я ее ненавидела.

– Где ты выросла?

– Мои приемные родители были нашими дальними родственниками. У них уже было пятеро своих детей. Я была той, кого следовало бить и пинать, ведь все считали меня шлюхиным отродьем. А когда я стала подростком, все молодые люди в деревне стали думать, что я такая же, как и моя мать…

Взгляд Сигрун, устремленный на темные волны, замер. Внезапно Ханна сообразила, что лодкой никто не управляет. Они что же, стоят на якоре? Ханна в этом совершенно не разбиралась. Видимо, ей предстояло выслушать рассказ Сигрун обо всех этапах ее падения, но почему-то она догадывалась, чем все это должно закончиться. А вот об Элле ей хотелось узнать гораздо больше.

– Если ты так переживала за Эллу, зачем ты убила того, кто был для нее дороже всех на свете? Да еще и принадлежавшим ей молотком?

Сигрун с горечью посмотрела на нее.

– Та любовь, которую она дарила Тору, предназначена была мне. А молоток был просто символом.

– Значит, ты убила его из ревности?

Сигрун мотнула головой.

– Я сделала это не для того, чтобы причинить боль Элле, а чтобы отомстить Эгиру. Именно он виновен во всех бедах, выпавших на долю мне и Элле, и он единственный, кому никогда не приходилось ни за что расплачиваться. Наоборот, он всегда вел прекрасную жизнь, получал квоты на вылов рыбы, построил самый большой в деревне дом, добился того, чтобы все вокруг смотрели на него снизу вверх. Таких, как он, мир не наказывает. Мир наказывает его жертв.

Ханна старательно придерживалась здравого смысла, поскольку, хотя в рассказе Сигрун и было рациональное зерно, однако это вовсе не оправдывало ее поступков.

– Но если ты хотела, чтобы правда вскрылась, почему ты просто обо всем не рассказала или не заставила это сделать Эллу? Вовсе не обязательно было лишать кого-то жизни.

– Что касается последнего, то я много лет уговаривала Эллу. А первое было сделать довольно трудно, поскольку без желания Эллы меня поддержать я буду выглядеть просто сумасшедшей бабой, которая хочет всем испортить жизнь. Ведь если ко мне прислушаться, никто ничего не выиграет. Поэтому-то я и была так рада, когда появилась ты. Я увидела в этом шанс наконец-то рассказать свою историю.

Ханна посмотрела на нее.

– С моей помощью?..

Сигрун кивнула.

– Так это ты стреляла по дому, чтобы привлечь мое внимание?

Сигрун усмехнулась, но лишь губами. Глаза ее оставались пустыми.

– А ты умная.

– Но почему ты просто не могла обратиться ко мне и все рассказать?

– Всю мою жизнь я множество раз безуспешно пыталась сделать это и вот теперь решила придать своим словам некий дополнительный вес, чтобы их уже никто не смог проигнорировать.

– Чем? Убийством?

– И не одним!

От усмешки Сигрун по спине Ханны пробежал холодок.

– Жертву никто не станет слушать, а вот убийцам – тем дают поговорить. Сегодня, чтобы пробиться, приходится изрядно пошуметь. Просто это мой способ сделать так, чтобы меня услышали. Причем не только в Исландии или в Дании, но и во всем мире.

– Но…

Ханна с удивлением посмотрела на нее.

– Если ты действительно хотела привлечь к себе внимание двойным убийством, зачем ты пыталась обставить смерть Гисли как самоубийство?

Сигрун холодно улыбнулась.

– Такой сюжетный ход. Между прочим, он своим поведением стал доставлять слишком много хлопот. И это даже стало заслонять мои действия.

– Так значит, это ты стукнула Гисли бутылкой тем вечером, когда был убит Тор?

Сигрун пожала плечами.

– Он явился на луг в алкогольном угаре, и я испугалась, что он разрушит весь мой план.

– И ты его вырубила, а он очнулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Эгир вытаскивает Тора из воды.

Сигрун ухмыльнулась.

– Ага, сообразила?!

Чем дольше Ханна смотрела на нее, тем больше ею овладевал страх. Если раньше у нее и оставались кое-какие сомнения, то теперь она была полностью убеждена: Сигрун пойдет на все, чтобы ее услышали. И смертей Тора и Гисли для этого недостаточно. Для этого потребуется настоящая большая трагедия. Такая, в которой было бы гораздо больше погибших – например, четверо женщин на судне. Она все еще попыталась воззвать к здравому смыслу.

– Если я умру, твоя история так и останется нерассказанной.

Сигрун снова улыбнулась.

– Именно поэтому ты единственная из всех нас на этом корабле, кто, возможно, переживет сегодняшнюю ночь.

57

Никогда в жизни Ханна не стояла еще перед такой дилеммой. Следует ли ей уступить Сигрун и спастись, пожертвовав при этом Эллой и Маргрет, или же рискнуть собственной жизнью и попытаться остановить Сигрун? Она посмотрела на лежащий на бедре Сигрун пистолет, накрытый угрожающе-спокойной ладонью. Все было против нее: никакого оружия,