– Да ты просто как бы была мертва. – Лёд осторожно сжал ладонями лицо Эй. – Должно быть, нас всех убило током тогда, на стёртой станции. И мы в чистилище.

Я ничего не мог возразить. Моё внимание привлекли обрывки листов, валяющиеся на полу. Подняв их, я смог составить два объявления:

«Проезд запрещающего сигнала приводит к преступлению».

и

«Машинист, помни! Разрешением на приведение локомотива в движение является команда руководителя движения: Верно, выполняйте».

– Или мы попали на застрявший в червоточине электровоз, который пока несётся или завис внутри небольшой чёрной дыры. Здесь законы физики перестают работать нормально, время останавливается. А я так и не смог разобраться, что такое сингулярность… – Взгляд Льда потух, Эй уже высвободилась из его рук и уселась на второй крутящийся стул, а её приятель всё так и стоял, смотря в одну точку.

– И вовсе я не умерла, Врач мне просто вколол какую-то хрень, которую называл «жизнь». Разве мёртвые делают так? – Эй хитро посмотрела на меня, а потом толкнула мой стул ногой.

– Иногда мёртвые активнее живых, – пробурчала из своего угла Яга.

– Это только в бабкиных россказнях. Ты сама хоть раз видела разгуливающего мертвеца? Ну? – фыркнула Эй.

Яга не ответила. Я же продолжал вертеть в руках листки. Вряд ли в поезде-чистилище валялись бы такие до боли земные памятки. Этот электровоз скорее походил на тот, что случайным образом провалился в пространственно-временную прореху. И если здесь время текло супермедленно, то это объясняло бы, почему цветы начали увядать, но пока ещё не засохли. Возможно, случилось землетрясение или взрыв, из-за которого поезд…

– Сингулярность! – Вскрик Льда выдернул меня из моих размышлений. – В чёрных дырах рвётся и перекручивается ткань пространства и времени, а в сингулярности пересекаются вероятности развития вселенных. Кто знает, что такое эта, мать её, сингулярность?

– Это как-то связано с чёрной дырой! – с умным видом заявила Эй. – Я помню, мы у тебя смотрели передачу про вселенные. Там говорили, что мы живём на кладбище чёрных дыр.

– Я не знаю, что это, – честно признался я. – Может, спросишь у Врача? Тут выяснилось, что он может говорить, если сильно приспичит. Только ему тяжело это.

– Кстати, да! – оживилась Эй. – Пойдёмте разболтаем Врача! Заодно узнаем, зомби я или нет.

– Он сказал, что вколол это мне, когда я болел. И успел сделать инъекцию Льду, перед тем как появился поезд, – сказал я, вставая со стула.

– Значит, мне не приснилось! – изумился Лёд. – Ну, теперь с ним точно надо поговорить. Куда он мне всадил шприц?

Я ткнул пальцем ему в шею, и Лёд тут же принялся оттягивать свою кофту, придирчиво осматривая тело.

Врача мы нашли в самом дальнем вагоне, он стоял на коленях и сгребал руками лепестки в кучку. Булочка лениво наблюдала это действо.

– Ты знаешь, что такое сингулярность? – первым делом выпалил Лёд, а я подивился, что его больше интересует некий термин, чем то, что ему вкололи.

Врач продолжил своё занятие, словно нас нет. Тогда Лёд вцепился ему в плечи и, заглядывая в глаза, повторил свой вопрос.

– Ты его совсем запугал своими воплями! – вклинилась между ними Эй. – Ева спрашивает, что такое сингулярность? – обратилась она уже к Врачу.

– Какая, к чёрту, Ева?! – разъярился Лёд, но отошёл в сторону.

Врач устало вздохнул, почмокал губами, потом порылся в кармане, достал свой огрызок красного карандаша и замызганный листок, на котором вывел печатными буквами:

Singularis есть единственный, особенный. Это единичность существа, смысл бытия. Точка на временной линии, где появляется смысл. Хаос заканчивается в сингулярности. Но сингулярность порождает коллапс. Коллапс есть разрушение, имя ему хаос. Chaos есть первичная тьма.

– Понятнее не стало. Так и я могла объяснить, – хвастливо заявила Эй, забирая протянутую Врачом бумагу.

– И за окнами тьма, это слишком буквально. – Лёд сел возле Булочки и затих, погрузившись в свои мысли.

– А ты не хочешь спросить, что нам вкололи? – ткнула его в бок Эй.

– Lapis philosophorum[41]. Я дал вам вечную жизнь, – просиял Врач, словно всё это время только и ждал этого вопроса.

– То есть я не состарюсь? – запищала Эй, а Врач утвердительно кивнул.

– Я как зомби? – продолжила она, но получила отрицательный ответ.

– А если мне отрезать голову? Я смогу как колобок катиться и петь песни?

Врач в ужасе замычал, забрал у неё бумагу и крупно написал: Регенерация и иммунитет лучше, но если сильно нарушить целостность тела и органов – смерть.

– А Лёд теперь тоже будет жить вечно?

Врач кивнул, а также указал и на меня.

– А я? – неуверенно спросила Яга, всё время до этого молчавшая.

– Смог сделать три дозы. Ты и я смертны более чем они, – медленно проговорил Врач и развёл руками.

– Что ж. Может, оно и к лучшему, – помедлив, ответила Яга.

– А ты можешь спросить у духов, где мы и что происходит? – загорелась новой идеей Эй.

– Я попробую, – ответила Яга.

Я предвидел, что она согласится, поскольку не умеет говорить «нет».

– Мы теперь, должно быть, новые боги, раз бессмертны. И едем сквозь кротовую нору в новый мир, – не на шутку размечталась Эй.

– Разве обычный человек может сделать других богами? – осадил я её. – Мне кажется, для божественного статуса недостаточно вечной молодости или долгой жизни. Иначе куполообразная медуза была бы верховным богом[42] на этой планете. Я не помню, как она называется, но читал про неё в книге.

– Опять твои книжки! – беспечно отмахнулась Эй. – Может, те вечноживущие медузы и правят морским царством, ты почём знаешь?

– Если вы хотите, чтобы я вошла в транс, мне надо что-то вроде бубна и повязку на глаза, – оборвала наш глупый спор Яга.

– Вперёд, мои бессмертные мужья! Будем искать в этом странном месте всё нужное, чтобы донимать духов вопросами, – засуетилась с новой силой Эй и потянула нас со Льдом за одежду.

Лёд нехотя встал, бормоча что-то себе под нос. Я же начал обстоятельно осматривать каждый сантиметр вагонов. В принципе, я и так собирался всё здесь изучить повнимательнее.

Поезд выглядел так, словно несколько лет простоял заброшенным и его успели облюбовать кусты, медленно прорастая корнями в пол и оплетая ветвями стены.

– И почему здесь всё-таки из стен торчат растения? Это странно, – сказал я вслух.

– О да! А остальное так обыденно, подумаешь, поезд-призрак волочёт нас сквозь тьму, – усмехнулась Эй.

– Я думаю, нам повезло, что здесь только кусты вросли в корпус, – отозвался Лёд, аккуратно отгибая ветку. – Могло быть и