со всем понемногу. Знаете, в сущности… литература ведь не моя специальность.

Он бы ещё на визитке написал «убиваю бестий» и всучил ей прямо в ручки. Которые Муха радостно потирает. И летает вокруг устранителя, и зудит, что заметно, очень заметно, как интересно, какая тайна-тайна-тайна, может быть, господин Ард даст какую-нибудь подсказку?

— О, я уже её дал при нашем знакомстве. Помните, мы ещё говорили о том, что критика сродни охоте. Я занимаюсь почти тем же, чем господин Виллем Риот. Просто… в несколько ином ключе.

Палач сражает Джилберту Гюйт наповал леденистой улыбочкой.

— Это безумно, безумно интересно! Может быть, вы не откажетесь остаться после чтений и рассказать? Не все знают… — тут она привстаёт на цыпочки и жужжит Нэйшу в самое ухо. Напрягаюсь и ловлю: «после разъезда…», «небольшое продолжение только для избранных», «незабываемо, просто незабываемо».

Нэйш польщённо скалится и уверяет, что заинтригован. Кидая в мою сторону насмешливую улыбочку.

Нужно заканчивать со всем этим до конца чтений. Мы с Морковкой в избранные не попадём. Пухлик — тот может и пробьётся. Только что с него толку. Если Палач полезет устранять — Гроски ему не помеха.

Кружу по залу, подхватываю разговоры, сплетни, тайны. Поливают грязью каких-то поэтов «вирной школы»: «Всё это сравнение поэзии с виром отдаёт дурновкусием!» Поминают какого-то Алехо — заядлого дуэлянта: «Исключительный поэтический Дар, но такой несносный характер, да ещё и ревнивец, и рано или поздно — попомните мои слова…» Широкоплечий громкий Пафос и франтоватый, но гнилозубый Оксюморон обсуждают рецепты творческого успеха. По временами показывая на Верлибра, который решил исповедаться перед Морковкой.

— И вот пример того, кто воплотил в жизнь бесконечный путь как бесконечный поиск. Скажете, нет? Ночевал в Долине Фениксов, странствовал по Ничейным Землям, говорят, заходил даже в Алчнодол. Галотта, Велейса Пиратская… Разве это не самоотдача, не истинная погоня за новым, которая для поэта должна быть во главе всего?

— Пф. Вы ещё молоды. Иначе знали бы, что после каждого путешествия Мейрик на год уходит в глубочайший кризис. Не скрою, у него есть неплохие сборники. Но насколько они связаны с его поисками, а насколько — с мастерством…

— Вы утверждаете, что возможно писать настоящие вещи без потрясений, сидя в кресле дома? Нонсенс! Взгляните хотя бы на Ирлена Гюйта — его потеря Морио…

Стряхиваю прослушку, прилепляюсь к закускам. Тощий Верлибр распинается перед Рыцарем Морковкой про свой бесконечный поиск вдохновения. Через пузыри несёт что-то про Галотту — Град Борделей. «И все эти девушки, великолепный букет… цветки, цветки, приколотые к благоухающим грудям… Рой! Рой образов! О, я писал, как я писал!! И такое падение, такое мерзкое, низменное падение… Нечто вроде низвержения с облаков. Понадобился год, чтобы восстановиться полностью!»

Похоже, старикашка обрёл в Галотте не только букет из шлюх, но и букет от них же.

Вдохновительница Верлибра — из категории жвачных. Копается в закусках, время от времени подкидывает себе того и сего в пасть. Потом начинает пережёвывать, глядя перед собой, как корова на лужку.

Дослушиваю сагу о Галотте, пинаю Морковку под коленку. Давай, отвязывайся от Верлибра.

— Узнал что?

Вид у малого очумевший. Небось, учитель Найго ему такого не рассказывал.

— Я, конечно, подозревал, что с нашей литературой не всё в порядке…

— А по делу? Надо б обсудить, чтения скоро.

Пухлика и Мясника зажала в угол Гипербола. Здоровущая и из-за платья смахивающая на линяющую бронзовую йоссу. Гипербола размахивает руками в перстнях и вовсю поясняет, как добыла свою искру — тощего приторноватого художничка.

— … ах, засыпать площадь цветами — ради его таланта и благосклонности было сущей мелочью, СУЩЕЙ МЕЛОЧЬЮ, уверяю вас. Тысячи, нет, миллион жёлтых роз — о! Вы разве не были на той выставке в Аканторе? Картина получилась ПРОСТО ПРЕКРАСНОЙ, уверяю — увядающие, золотистые цветы, и мои строки были им под стать — просто СЛОВНО ПЕСНЯ. И с той поры, да, с той поры мы с ним НЕРАЗЛУЧНЫ, как понимаете…

Художничек нервно подпрыгивает при каждом залпе, который вылетает из Гиперболы. Как мопс, которому сейчас прикажут к ноге.

— Но что я опять о себе, лучше скажите, где вы добыли своё вдохновение — это же просто ИЗУМИТЕЛЬНО, дорогой Виллен, вы хоть понимаете, как вам НЕИМОВЕРНО повезло?

— Да что вы говорите, — с чувством цедит Пухлик. — Не поверите, временами забываю об этом. Иногда, знаете ли, — думаю: а вот какой бы моя жизнь была, если бы мы, так сказать… разминулись?

Мясник — Дар Щита, мерзотность натуры — тугоплавок, как всегда. Когда Гипербола наседает на него с вопросами: «Ах, ну как же вы всё-таки познакомились⁈» — он делает бровкой:

— В удивительном месте.

— Ах, из тех, которые ВДОХНОВЛЯЮТ, не так ли?

— Скорее уж, наоборот, — выдыхает Пухлый. — Верите ли, я тогда переживал тёмные времена. Можно даже сказать — я был потерян для этого мира. Ощущал себя ПОТРЯСАЮЩЕ НЕСВОБОДНЫМ.

— Ах, как я вас понимаю, КАК ПОНИМАЮ! Этот мрак в душе, эта темница духа в гниющем, развратном мире…

— Виллен был несколько… скован поначалу, — глумливо добавляет Мясник. — Но мы с ним довольно скоро нашли общий язык. Верный путь к ответам на все вопросы.

— О, вы его вдохновили?

Пухлик яростно что-то зажёвывает.

— По самое… кхм… мд-э-э, ещё и как. И вдохновлял, и вдохновлял… какое-то время.

— Послушай, Демиэн — это же ЧУДНО! Получается, что вы вывели его из мрака? Избавили от ужасного заточения в творческом бессилии?

— Скорее уж, Виллен сам отыскал выход. Весьма неожиданный и изобретательный. Я верно припоминаю?

Похоже, эти двое о Рифах, с которых Пухлик совершил побег. Нэйш был на Рифах? Тоже сиделец? Да нет, вряд ли. Этой твари только дай на кого в клетках поглядеть.

— Да, так что нас, так сказать, развели небеса на многие годы. Но вот не так уж и давно небо решило, что мне позарез нужно немного встряхнуться — и послало нам очень, о-о-очень нежданную встречу. То ещё потрясение, доложу я вам.

— Ах, ну конечно, это было совершенно ПОТРЯСАЮЩЕ — обрести вдохновение так внезапно! Вы, разумеется, переполнились чувствами и вдохновением…

— О-о-о-о, как я переполнился, — уверяет Пухлик. — Ещё никогда в жизни я себя не чувствовал таким переполненным! И если уж нужно распотрошить какой-нибудь текст…

Пухлик расписывает — как он неистово потрошит-свежует чужие тексты. Потом уверяет, что ему не терпится