Надо сказать, что в криминальной среде среди уголовников, людей, проведших долгое время в тюрьме, действуют свои особые законы. Я не буду все долго и подробно объяснять. Скажу только, что уголовники не любят, боятся и сторонятся маньяков. Если кто-то в группировке проявляет такие склонности, от него пытаются избавиться. Отдалиться, и сделать это как можно скорее. В уголовной среде боятся и не уважают маньяков, и не желают иметь с ними ничего общего. По понятиям я должен был как можно скорее избавиться от мальчишки, но я еще не думал, что все обстоит так серьезно. Мальчишка мне очень нравился. Он был очень обаятельный (если выбросить из головы тот случай с собакой), тихий, интеллигентный. К тому же работать ему нравилось — он стал стремительно богатеть. И только через время я заметил, что мои люди его боятся.

Пошла ли о нем страшная слава, распространился ли слух о том, что произошло в доме коммерса, но у него больше не существовало проблем с выбиванием долгов. Увидев его, все сразу платили, никто ничего не задерживал. Теперь он вел себя как начальник: вступал в переговоры, принимал решение, а двое моих амбалов плелись за ним позади и выполняли все его приказания. Роли изменились.

Уголовники — это существа, живущие инстинктами. Они чувствуют на уровне ощущений, инстинктов, а не разума. Очевидно, какие-то инстинкты подсказывали им, что этот человек опасен, что его следует бояться. Они и боялись. Я заметил это слишком поздно.

Страх среди моих людей почти превратился в панику, когда он в первый раз убил человека. Тогда была сложная ситуация. Нужно было заставить кое-кого замолчать, но много заплатить я не мог. Тогда он сказал: «Я сделаю это сам». И сделал.

Так сделал, что шокировал и ментов, и прокуратуру, и спецслужбы вместе взятые. Моими же людьми овладела настоящая паника. Особенно после того, как он вывесил кожу убитого на его же собственном балконе. Моих людей удалось успокоить с большим трудом, но как я мог успокоить себя?

Я стал называть его Палач. В этом слове было то, что я испытывал к нему — ужас и отвращение. Но избавиться от него не мог. Он забрал в группировке такую власть и сделал для меня столько, что мы сразу взлетели на верхние ступени могущества в этом городе. Глупо было избавляться от человека, сделавшего тебя самым сильным лидером и страхом сумел подчинить себе целый город. Теперь за ним по пятам следовал страх.

Между тем он очень сильно разбогател. Изменился даже внешне — стал роскошным, вальяжным. Купил дорогую 3-комнатную квартиру в центре города. Отношения с семьей он порвал, но не до конца. Он жил отдельно, продолжая с ними общаться. Думаю, эти люди догадывались о его наклонностях. И я утвердился в этой мысли особенно после того, как они спешно уехали в Америку. Это произошло после его второго убийства. Тогда я убедился: знают.

Способ, которым он убивал людей, держал в страхе целый город. Особенно подробности этих убийств — то, что он снимал с людей кожу заживо, а затем эту кожу сохранял у себя. Я не знаю, для чего он ее использовал. Я знаю только, что кожу никогда не находили рядом с жертвой.

Слухи ширились. Милиция, медработники, соседи потерпевших, их друзья и родственники — вокруг каждого убийства было очень много людей, и все эти люди не держали язык за зубами. А потому очень скоро стало известно о том, что происходит с городе. Шокирующие подробности обрастали новыми фантастическими деталями. Люди мои боялись его до дрожи, и он прекрасно понимал эту свою власть.

Никто не знал его настоящего имени. Он жил один, как волк, и жил не так, как все. Он никогда не пил, не употреблял алкоголь, и говорил, что не выносит ни вида, ни запаха алкоголя просто на физическом уровне. Он не кутил в ресторанах, не тратил свои деньги на проституток и отказывался спать с ними. Он говорил: «Когда-нибудь все будет по-моему. Для секса у меня будет отдельная комната. Да что комната — целый дом. Свой отдельный дворец, в котором я буду делать все, что хочу».

Я хорошо запомнил то, как он это сказал. Кто-то из новеньких стал смеяться над ним, не зная о его славе. А он и говорит: «Я не буду спать где попало и с кем попало, как собака в подворотне. Когда-то у меня будет целая отдельная комната для секса. Да что там комната — целый замок! И все девки будут выстраиваться в очередь, чтобы туда попасть. А я буду всех их посылать как можно дальше. Именно так все и произойдет».

Никто и не сомневался в этом. А тому, кто прикалывался над ним, быстро открыли глаза. И от страха он попросту бежал как можно дальше от моего бизнеса и бригады. Я не стал его возвращать.

Мой же мальчик стал меняться, и менялся он не в лучшую сторону. Он стал отвратителен, когда стал богат.

Я скажу сейчас одну вещь. Очень трудно найти среди богатых нормального человека. Чем богаче — тем развращеннее. Тем с большим распутством и вседозволенностью себя ведет. Такие люди ведут себя, как хотят. Их уже перестает удовлетворять нормальные человеческие отношения, нормальный секс. Для них чем извращеннее, тем лучше. Чтобы удержаться в рамках человека, должен быть сдерживающий моральный стержень, который будет держать. Это может быть что угодно — мама, собака, ребенок, жена, хобби, да тапочки с телевизором, в конце концов! Все, что угодно, чтобы не покатился по наклонной плоскости.

Но у большинства его нет. Поэтому очень сложно найти среди богатых нормального человека.

Когда он совершил свое третье убийство, люди стали от меня бежать. Разбегались даже рядовые бригадные шестерки! И я понял, что надо от него избавляться, несмотря на то, что он все равно был мне еще симпатичен. Я даже делал попытки его понять.

Никогда не забуду наш последний разговор. Мы были вместе в турецкой сауне в одном из дорогих отелей в Анталье. Он приехал ко мне для обсуждения важных деловых вопросов (уже тогда я предпочитал переносить свою деятельность за рубеж). Турция была для этого идеальной территорией — страна со слабыми законами, где так же берут взятки, как у нас, идеальное место для незаконных взяток и того, чтобы спрятать концы в воду. Я вызвал его туда. Нужно сказать, что посещений всяких общественных тусовочных мест (в виде саун, ресторанов, ночных клубов и прочего) он избегал. Он никогда не ездил с ребятами в сауну, не тусовался по крутым ночным клубам. Впрочем, с ним бы никто и не пошел, но это другой вопрос… Так было и в те годы, когда он только начинал, и еще никто не чувствовал, не понимал, что он чудовище.

Поэтому я очень удивился, когда он отправился вместе со мной. Его подкупил турецкий хамам. Он был помешан на своей красоте, на уходе за собственным телом. Всегда считал себя невероятно красивым, делал все, чтобы ухаживать за собой. С тем и пошел в хамам. И вот там, расслабившись, он стал более откровенным.

Мы отдыхали после массажа у бассейна с прохладной водой. Ели фрукты и турецкие лакомства. Охранники, которых я оставил у входа, ни за что бы не впустили посторонних внутрь.

И вот тут он, наконец, сбросил с себя маску железного человека, расслабился и стал более откровенным. А может, ему хотелось выговориться, ведь в этом рано или поздно нуждается любое человеческое существо, даже так сильно отличающееся от своих собратьев. «Я, наверное, кажусь вам чудовищем», — едва он заговорил, я весь превратился в слух. Я боялся даже дышать, чтобы не спугнуть этот приступ откровенности — так сильна была надо мной власть этого человека.