— А-а-а-ап-чхи-и-и! — гулко выдал он, как малец какой-то, извернулся и нос о плечо утер.

Златка не удержалась и в кулачок прыснула, чувствуя, как тревога потихонечку истаивает, будто снежок на пригорке под весенним солнышком. Княжич фыркнул и устремился к столу, свалив на него свою добычу.

— Иди-ка ты, Злата, к ребенку, — посоветовал Змей, сноровисто принявшись отщипывать от принесенного веника нужные ему травы. — Марфа пока завтрак приготовит, да и я отвар целебный закончу.

— А Зареслав как же? — невольно вырвалось у Яги и, не удержавшись, метнулся в его сторону тревожный взгляд.

— Пусть спит, — произнес Руслан, не отвлекаясь от своего важного занятия, — пока зелие остатки отравы изничтожит, ему спать надо много. Ближе к вечеру еще одну порцию противоядия дадим, а потом уж можно будет потихоньку укрепляющими отварами поить. Поняла? — Змей обернулся на мгновение к Бабе Яге и, дождавшись ее нерешительного кивка, попросил. — Иди к Лисенку, Ёжка.

Не стала спорить Златослава, послушна в спальню направилась и только порог переступивши, глянула еще раз на мужа свого, вздохнула и к дочери пошла. Понятливая домовушка тут же подхватилась и поспешила к печи, завтрак готовить, а Ягуся уселась на шкуру, подле возившееся с игрушками Василисы и вдруг шмыгнув носом, тихонечко заплакала, только сейчас осознав какой страх ее за Зареслава в тисках держал.

— Не реви, Ягусь! — тут как тут возле своей Ёжки возник Терентий, потерся лбом о ее коленку. — Выходишь ты Змея этого болезного, не боись!

— Ух, я его выхожу! — согласно буркнула Баба Яга, утерев слезы ладошкой и улыбнувшись настороженно поглядывающей на нее дочери.

К вечеру того же дня Зареславу стало хуже, яд так просто не собирался зелью поддаваться. С этого момента и следующие четыре с половиной дня для Златы и Руслана стали крайне тяжкими и тревожными. У постели больного Яга и Змей дежурили по очереди, поя его отварами, да зельями, меняя примочки и следя за прерывистым дыханием Зареслава.

На исходе четвертого дня, силы покинули Златославу. Девушка, как сидела на расстеленной шкуре подле больного, так и заснула, уткнувшись лбом в перину, на которой муж лежал. Сон смешался с явью, разобрать, что где не получалось. Ёжка словно видела себя со стороны. Вот она, как сидела, так и сидит подле мужа, а он вдруг хрипеть начинает, задыхается. И Злата не знает, что делать, кричит, зовет Руслана, а того нет. Не отзывается княжич, как не кричи, а Зареславу все хуже и хуже, вот уже побледнел весь, а губы посинели, и он этими губами тихо шепчет: «Душа моя!».

Яга не сразу поняла, что снилось это ей все, только чувствовала, как по щекам слезы потоком льются, да чье-то нежное прикосновение эти слезы утирающее. А глаза открыть было боязно. Вдруг не сон ей снился? Вдруг все взаправду?!

— Ну чего ты плачешь, родная? — снова услышала она тихий шепот мужа. — Что тебе такого страшного приснилось?

Если до того момента сон казался Ягуси явью, то теперь явь чудилась сном, да еще таким дивным. Глаза открывать она не спешила, боясь, что увидит мужа все еще находящегося в бреду, между жизнью и смертью. Зареслав же тем временем, утерев последнюю слезинку на щечке Златы, почти невесомо коснулся ладонью ее волос и прошептал со вздохом:

— Не плачь больше никогда, ненаглядная моя!

— Очнулся! — на выдохе радостно выпалила Яга, наконец-то уверившись, что Змей ее и впрямь жив живехонек.

— Не спишь, — как-то подавленно произнес мужчина очевидное.

— Нет, — радостно подтвердила она, глаза на мужа поднявши.

На лице супруга особой радости она не обнаружила, хмуро чело его было, и взгляд он в сторону отводил, словно на Ягусю смотреть ему не хотелось. Вот чего он так, а? Мгновение назад «ненаглядной» называл, а теперь и смотреть на нее не желает. До глубины души Ёжка обиделась, чуть повторно не разревевшись.

— Как я здесь оказался? — вдруг спросил мужчина, когда Златка уже в голове себе таких страстей напридумывала.

— Не ведаю, — буркнула Баба Яга, насупившись и тоже от мужа отвернувшись, да губы, словно дите малое, надув. — Вона у Руслана надобно поспрошать, он лучше знает. Сейчас позову.

— Стой! — крепкая рука поймала тонкие девичьи пальчики в свой плен, так и не дав Златославе подняться. — Что случилось? Отчего помрачнела так?

— А ты чего помрачнел? — запальчиво вопросила Ёжка и тут, не сдержавшись, всхлипнула, принялась сбивчиво ему высказывать. — Значит, пока думал, что спала я, «душа моя» называл, «ненаглядной» кликал, а как я глаза открыла, даже не смотришь в мою сторону! Я что провинилась перед тобою чем-то? Скажи!

— Да чем ты могла передо мною провиниться?! — удивившись, спросил Зареслав.

— Да мне, откуда знать? — всхлипывала Яга, утирая свободной рукой снова лившиеся из глаз слезы. — Я так ждала, что ты очнешься! Так боялась, что хуже тебе станет, а ты…, - шмыгнув носом, Яга в запале высказала самое страшное свое опасение. — Ты, наверное, сто раз пожалел, что со мной свою судьбу соединил! Ведь верно, зачем тебе такая вертихвостка как я?! То за Ивана замуж собиралась, а как случилась беда, сразу колечко приняла. Вертихвостка как есть! Ты ежели жалеешь,

что со мною связался так и скажи…

— Куда-то тебя, Златослава Ростиславовна, не в ту степь понесло, — прервал поток ее слов Лиходольский княжич и строго спросил, глядя ей прямо в глаза. — Причем тут ты вообще? И с чего ты взяла, что я о своем решении пожалел?

Злата молчала. Не знала она, что тут сказать. Вернее знать-то знала, но что-то ее останавливало от откровенностей, наверное, боязнь сболтнуть лишнего на эмоциях. Лучше будет разговор в другую сторону увести.

— Не знаю, — со вздохом пробормотала Яга и, бросив короткий взгляд на мужа, тихонечко спросила. — А ты почему сразу не признался, кто ты таков есть?

— Не знаю, — вдруг как-то светло улыбнувшись, ответил Зареслав.

— Ты меня тут не передразнивай! — шмыгнув носом, погрозила ему Бабка Ёжка и сама того не замечая ответила на его улыбку. — Говори уж как есть!

— Я действительно не знаю, — покаялся муж. — Ехал верхом специально, чтобы тебя увидеть, даже кольцо венчальное взял, сам хотел замуж позвать, даже целую речь заранее написал и выучил. И вдруг в Карповке тебя встречаю, а ты меня «учителем» назвала, в тот момент у меня вся речь из головы вылетела. Стою, смотрю как ты, то краснеешь, то бледнеешь и понимаю, что не знаю, как сказать о моем желании тебя замуж взять, а еще страшно стало, что опять откажешь…

— Так-таки страшно? — не поверила Ягуся, снова чувствуя к супругу своему неизъяснимую нежность.

— Страшно, Злата, — подтвердил свои слова Зареслав. — Очень страшно!

— А я стояла, смотрела на тебя и думала, что правы были мои подружки по Академии, — неожиданно даже для себя призналась Златослава, тут же губу прикусила, смутившись, но все же продолжила, — когда говорили, что ты очень красивый и мужественный, что даже шрамы и те не заметны становятся. Потому-то я то краснела, то бледнела, стыдно было, что так тебя разглядываю…