В дверях она оглянулась. Впервые с тех пор, как вошла в палату, она посмотрела ему в глаза. Встретившись с ней взглядом, Истклифф снова ощутил – за краткий миг перед тем, как она повернулась и исчезла в коридоре, – их глубину, скорбь и безграничное сочувствие. И, да, любовь, которую она к нему питала. И он понял кое-что еще. Это были глаза святой.

Мужчина в синей хламиде сидел один в комнате на первом этаже, куда направили Истклиффа. Только письменный стол и прямоугольник солнечного света свидетельствовали о том, что это не палата, а офис. Не вставая, туземец знаком указал Истклиффу на стул напротив.

– Как вы себя чувствуете?

– Словно заново родился.

Черноспинник протянул ему небольшой запечатанный конверт.

– Письмо от Сефиры. Вам незачем читать его сейчас. Будет лучше, если вы вскроете его после того, как отплывете.

– Где она?

– Она вернулась к себе домой, в буш. Кодекс лекарей исключительно строг. Он не допускает ситуации, чтобы лекарь влюбился в пациента. Когда такое случается, лекарь обязан сообщить о своем проступке вышестоящим, после чего его дисквалифицируют. Вы – последний, кого исцелила Сефира.

– Да где это видано, чтобы женщина влюбилась в мужчину, едва увидев его? – холодно спросил Истклифф.

– Все было не совсем так. После моих слов вам станет яснее. Постигший вас недуг мы называем «Слепящий свет». Здесь, в буше, мы уже много поколений успешно с ним боремся, хотя все еще не знаем, что является его возбудителем. Не будь последствия столь трагичны, мы сочли бы весьма забавным, что глупый ученый с Земли имел наглость назвать его своим именем и объявить неизлечимым. Все эбенцы от пяти до двадцати лет проходят поэтапную вакцинацию. Вакцина вводится оральным путем. Разумеется, существует небольшой процент таких, кто из суеверного страха скрывается от наших знахарей и подхватывает заболевание в более зрелом возрасте, но даже тогда оно не приводит к смерти, поскольку, хвала небу, у нас есть лекари. Лекарь переносит себя в тело жертвы, если позволяет ее пол, или, если пол не позволяет, в тело кого-то из близких жертве людей и проводит серию прививок до того, как жертва подхватывает заболевание. Заражение все равно имеет место – не только потому, что, если бы этого не произошло, возник бы временной парадокс, но и потому, что вакцинация, которая длится всего несколько месяцев, значительно слабее той, что проводится обычным порядком на протяжении пятнадцати лет. Тем самым вакцинацию в зрелом возрасте необходимо дополнить серией инъекций, вы бы назвали эти препараты стимуляторами. Иными словами, заражение действительно имеет место, симптомы заболевания по-прежнему налицо, но причиненный ущерб оказывается незначительным.

Эта способность лекарей мысленно – или если хотите, духовно – проецировать себя назад во времени – врожденный дар. Он никогда не встречается у эбенских мужчин и проявляется лишь у немногих местных женщин. И тем не менее у него есть некоторые ограничения. Во-первых, лекарь способна «реинкарнировать» только в тело представительницы своего пола, а во-вторых, временной промежуток подобной «реинкарнации» ограничивается периодом чуть меньше годичного цикла Андромеды VI. Тем не менее это позволяет лекарю ретроактивно исцелять целый ряд заболеваний, включая «Слепящий свет». В вашем случае, как это часто случается, диагноз поставил один наш знахарь. Задача Сефиры с того момента, как она была за вами закреплена, заключалась в том, чтобы «реинкарнировать» в тело представительницы своего пола, достаточно вам близкой, чтобы иметь возможность поместить вакцину в ваши еду и питье. Саму вакцину ей доставлял курьер клиники. По сути, вы излечились еще до того, как прибыли сюда, хотя симптомы еще продолжали вас беспокоить. Вчера и прошлой ночью вам были сделаны инъекции стимулятора.

– Чье это было тело? – хрипло спросил Истклифф.

– В этом отношении задача Сефиры оказалась довольно сложной. Ваша мать не подходила по причине слабого здоровья. Сестру пришлось исключить из-за требований, налагаемых на нее супружескими обязанностями. Поэтому Сефире пришлось «перенестись» в тело женщины, не принадлежавшей к членам вашей семьи. В конечном итоге ей пришлось воспользоваться проституткой по имени…

– Нет! – выкрикнул Истклифф, приподнимаясь со стула.

Черноспинник в синей хламиде пожал плечами.

– Хорошо, я не стану упоминать имени вашей покойной жены, это не так уж важно. Важно то, что «реинкарнация» возможна лишь в ограниченный отрезок времени. Подобные «трансы», как упорно называет их наш народ, требуют огромного напряжения сил. В объективной реальности они длятся всего несколько часов, но субъективно лекарь проживает тот же период времени, что и тело, в котором она находится. Поэтому, даже если бы кодекс лекаря позволил Сефире остаться в теле вашей жены, она не смогла бы этого сделать. Лекарь обязан вернуться в настоящее. Мы не боги и не способны изменить прошлое. Что было, то прошло. Что есть, то есть. Тем не менее перед тем как лекарю разрешают «переместиться» в тело другого человека, мы проверяем, что происходило с данным человеком в период после «реинкарнации», а потому нам было известно, что после ухода Сефиры из тела вашей жены ваша жена добилась расторжения брака и покинула планету. Прискорбная ситуация, но к нам она не имеет никакого отношения.

Вскочив, Истклифф вцепился в край стола.

– Ничего вы не знаете! – выкрикнул он. – Ничего! Все – ложь!

– Мы получили информацию из архивов губернатора провинции, – невозмутимо продолжал черноспинник в синем. – Если с вашей женой случилось что-то, о чем в них не говорится, едва ли можно возлагать ответственность за это на нас. И мы в любом случае не могли бы ее нести, поскольку то, что случилось, уже случилось. Как я и сказал, мы не боги. Мы – целители. Ни больше ни меньше. Сефира совершила ошибку, позволив своей носительнице выйти за вас замуж. Но, сами понимаете, она не могла поступить иначе, поскольку в некоем смысле ее носительница уже вышла за вас. Истинная ее ошибка, если это можно так называть, заключалась в том, что она полюбила вас и не смогла этого предвидеть. Она планировала войти в тело вашей секретарши и позднее – жены, ввести вакцину и тем самым спасти вам жизнь.

– Но почему она мне не сказала? – крикнул Истклифф.

– Надо же, почему! Если бы она сказала: «За этим этнически приемлемым фасадом, столь милым вашему этноцентричному сердцу, кроется личность черноспинницы-знахарки, которая пришла исцелить вас от недуга, которым вы еще не заразились», как бы вы отреагировали?

Истклифф швырнул стул о стену.

– Да будь проклята ваша ханжеская клиника! Да будь проклята ваша ханжеская душонка!

Бросив на стол несколько пригоршней банкнот, он ушел.

Отчалив по не рассеявшемуся еще утреннему холодку, проплывая под свисающими плетями серо-зеленого мха, Истклифф почувствовал, что его горе стихает, превращаясь в слабую пульсирующую боль. Он вскрыл письмо Сефиры.

«Теперь тебе все разъяснили. Кроме одного, а именно – почему мы встретились на реке. Я хотела в последний раз увидеть тебя не как целительница, а как женщина, – я ничего не могла с собой поделать. Ты должен простить меня – ведь я целый месяц была твоей женой. Я – та ее часть, что любила тебя, но не та, которую любил ты.