Ко мне приходили пациенты с навязчивыми снами, и я входил в те сны и их исцелял. Я не понаслышке знаю, что такое Темная зона. Если рассматривать ее с точки зрения юнгианских архетипов, она может иметь самые разные ипостаси, но для практикующего эндоаналитика она всего лишь то, во что ее превращает сознание спящего. Два уровня реальности всегда разделены символическим барьером. Просыпаясь, спящий проходит через этот барьер. Содержимое сна преодолеть этот барьер не может.

Я теперь в Темной зоне. Но не как эндоаналитик. Я – часть сна, я – то, о чем сон.

Спящий разум Черил создал в Темной зоне лесок, который замыкается на себя, и горную гряду без вершины. Барьером ей служит лесной ручей.

Она убила меня и теперь все время видит сон о том, что я прячусь в пещере, выжидая, когда подвернется возможность ее убить. Но ее спящий разум всякий раз забывает, что я тут, и, не зная о моем присутствии, ее спящее я всякий раз поднимается по склону к моей пещере.

Почему она меня убила?

Как она меня убила?

Я не могу вспомнить. Пока я стараюсь думать, стены пещеры сдвигаются все ближе. Отверстие пещеры темнеет. Перед тем, как мое сознание рассеивается, его пронзает молния страха. Если она перестанет видеть этот сон, я умру окончательно и бесповоротно!

В тот день мы пошли на охоту. Да, теперь я вспомнил.

Черил только что исчезла за ручьем-барьером. Я сижу на полу своей пещеры.

Да, в тот день мы пошли на охоту.

Она и я.

Дальнейшее расплывается. Мои мысли перескакивают с одного на другое, уводят меня дальше. Я снова становлюсь тем, кем был до моего убийства. Практикующим эндоаналитиком. Я сижу в моем кабинете на Бич-стрит, слушаю, как пациенты пересказывают свои сны. С каждой минутой я становлюсь все богаче. В профессиональных кругах поговаривают, что плату за часы приема я беру запредельную. Так или иначе я оправданно запрашиваю такие деньги. Я пять долгих лет потратил, чтобы набраться опыта. Даже с кюрен нельзя вот так запросто зайти в чужой сон. Каждый сон самобытен, и нужно многое узнать у пациента, прежде чем рискнуть вторгнуться на неизведанную территорию, и нужно заранее понимать, что и как надо сделать, чтобы уничтожить или изменить сон так, чтобы он больше не являлся и чтобы пациент исцелился от вызвавшего сон недуга.

В какие сны я только не входил!

Женщина идет по улице. Она замечает, что мимо марширует колонна детей, и останавливается посмотреть. Она видит, что каждый ребенок несет копье. Когда середина колонны оказывается напротив нее, заводила кричит: «Стой!» и марширующие останавливаются. «Налево!» – кричит заводила, и дети разом поворачиваются к женщине. Половина среди них девочки, половина – мальчики. Девочки в розовой форме, мальчики – в голубой. На шее у каждого ребенка большой золотой крест на золотой цепочке. Солнца нет, но кресты сияют так, как солнце сияет над головой. «Разойтись на фаланги!» – кричит заводила, и второй, четвертый и шестой ряды делают полшага вправо. «Сомкнуть ряды, опустить копья и наступать!»

Фаланги приближаются к женщине, наконечники копий сверкают в несуществующем свете. В ужасе она отступает от надвигающихся копий и тут же натыкается спиной на фасад здания. Тогда она пытается убежать по улице, но фаланга заступает ей дорогу. Я стою рядом в дверном проеме. Еще до того, как вошел в сон, я узнал, что символизируют дети. Они – те, кого бы она родила, если бы не пошла против церкви и не принимала противозачаточные таблетки. Я знаю, что она проснется до того, как они насадят ее на копья, но мне нужно помешать ей и дальше видеть о них сны. Я снимаю ремень, подхожу к ней, опускаюсь на одно колено, ее перебрасываю через другое. Я задираю на ней юбку, спускаю с нее трусы и начинаю лупить ремнем по голым ягодицам. Она кричит от боли. Фаланга останавливается, дети опускают копья и начинают хохотать. Мгновение спустя сон заканчивается. Он никогда больше не вернется.

Молодой человек взбирается на скалу. Он не скалолаз, и ему ужасно страшно. Он добрался до того участка, где не может найти, за что уцепиться. Он в опасном положении, и вскоре он упадет. Тогда он проснется. По его описанию повторяющегося сна я вычислил, что сон – это университет, в котором он учится на врача, и пришел к выводу, что у него нет качеств, необходимых для того, чтобы стать врачом. Он не может вскарабкаться выше потому, что не хочет, – вот в чем он должен себе признаться.

Я расположился на значительном расстоянии над ним, и теперь я бросаю ему веревку.

– Вам нужно сильно отклониться вправо, – кричу я. – Там есть уступ.

Он в отчаянии хватается за веревку, отталкивается от скалы и, как маятник, качается в поисках уступа. Это внушительный уступ, и оттуда широкая расщелина ведет к самой вершине скалы.

И теперь молодой человек не просыпается, а карабкается по расщелине. Подниматься так легко, что он понимает, что это самый логичный путь наверх, что ему вообще следовало бы отказаться от прошлого маршрута, пусть даже новый путь приведет его на совсем другую вершину. Когда он достигает вершины, его очаровывает вид. Он свободен, он нашел выход из тупика.

Такие разные сны.

Когда-то я входил во многие сны моей жены…

Я снова за ней гнался и снова вернулся в мою пещеру. На сей раз, когда я проснулся, кажется, что я проспал целую вечность.

Поначалу я входил в ее сны из любопытства. Я просто хотел знать, что ей снится. Перед тем как лечь, я принимал кюренум, а потом, лежа рядом с ней в темноте, проскальзывал в ее разум.

Сны у нее были такие простенькие, что от них становилось скучно. Но мне и так было скучно. Она мне наскучила. И меня выводило из себя то, что она действительно была такой невинной, какой казалась.

Ее простота всегда была афронтом моему интеллекту. На вечеринках она ставила меня в неловкое положение, когда говорила что-нибудь невпопад, смеялась над шуткой, когда не надо было, или не смеялась, когда следовало бы. И мой роман с Дженнис Роулин… Все мои пациенты были богаты, ну конечно, а как иначе они могли бы себе меня позволить? Но Дженнис была неимоверно, чудовищно богата. Ее родители выстроили себе замок на реке Гудзон. Как это часто случается с пациентками, она в меня влюбилась. Она была единственным ребенком, и ей предстояло унаследовать состояние родителей. Но и это было не главное. Она была образованной, утонченной, проницательной, – у нее были все те качества, которых мне не хватало в Черил. Я хотел жениться на ней, но Черил была старомодной, и я знал, что просто так она со мной не разведется, понимал, что мне предстоит схватка, и боялся, что огласка повредит моей практике.

Есть два диаметрально противоположных способа, какими эндоаналитик может кого-то убить. Он может сделать это снаружи – или изнутри.

Черил часто снилась вода. Ей снилось, что она стоит на берегу моря и видит, как к ней приближается огромная волна. Цунами. Тогда она поворачивается и бежит. Я начал ставить ей подножки, увеличивая ее мучения. Она растягивалась на песке, перекатывалась на спину, видела, что огромная волна почти настигла ее, и кричала. Она и меня тоже видела, но я всегда предполагал, что она думает, что я ей снюсь. Она поднималась на ноги и бежала снова – все еще с криком. Разумеется, она всегда просыпалась до того, как волна ее настигала. Тогда она лежала, скрючившись в кровати рядом со мной, и еще долго всхлипывала, прежде чем заснуть.