Тот день, когда Богдана забрали, был одним из самых счастливых дней его детства, поскольку он подарил ему неограниченный доступ к сердцу няни.

И к сердцу Лады.

Но сейчас Лада ему не принадлежала, и уже долгое время. У нее был Мехмед. А теперь и Богдан к ней вернулся. От паники Раду стало трудно дышать.

– Я его ненавижу. – Раду съежился, понимая, что следовало бы более тщательно подбирать слова. Но на лице Мехмеда отразилось торжество, как будто он был с ним полностью согласен.

Затем Мехмед снова резко дернулся с места и отошел от Раду.

– У меня новости из Валахии. Они пришли с опозданием, когда я уже стал беспокоиться, почему не получаю оттуда подарков и посыльных в связи с моей коронацией. – Он прекратил ходить туда-сюда. – Ваш отец скончался.

Раду понял его слова, но в них не было смысла. Он потряс головой, пытаясь ее прочистить. Его отец. Громкий смех наполнил комнату, и лишь приложив пальцы к своим губам, Раду понял, что смеялся он.

– Знаешь, я даже не могу вспомнить, как он выглядел. Только помню, что я чувствовал.

Мехмед взял Раду за руку.

– И что же ты чувствовал?

– Как будто я – ничто. – Раду не мог отвести взгляда от руки Мехмеда на его руке. – А теперь он – ничто.

Несколько секунд Мехмед молчал. Раду знал, что он должен горевать или задавать вопросы, но он не испытывал ничего, кроме громадного облегчения. Влада в этом мире больше не существовало, и Раду не считал, что это плохо.

– Тебе хочется узнать, как это произошло?

Раду хмыкнул в знак согласия.

– Это был Хуньяди, по наводке бояр. Мирчу они тоже убили.

– Бедный Мирча. Я уверен, что это его очень разозлило.

Лицо Мехмеда приблизилось к лицу Раду, помешав ему смотреть в потолок. Его брови озабоченно сдвинулись.

– Ты в порядке?

Раду приложил ладонь ко лбу, радуясь такой непривычной легкости.

– По-моему, да.

– Я говорю тебе об этом потому… потому что ты – наследник престола. Ты – следующий в очереди. И, как султан, учитывая, что Валахия – вассальное государство, если это то, чего ты хотел…

Раду почувствовал, как весь мир снова навалился на него всем своим грузом. Валахия, с ее бесконечными темными лесами и злобными кулаками под каждым деревом, с фонтанами, которые вместо красоты приносили судорожные и кашляющие брызги, с зимами, такими же холодными, как пренебрежение отца. Валахия, в которой Лада будет снова с Богданом, не нуждаясь в нем, не видя его, не заботясь о нем. Валахия, без мечетей, без призывов к молитве, без Бога, который бы помнил и заботился о нем.

Валахия, в которой нет Мехмеда.

Он схватил Мехмеда за плечи.

– Я знаю, что это помогло бы тебе – иметь на валашском троне кого-то, кому ты можешь доверять. И я хочу служить тебе, сделать все, что в моих силах, чтобы помочь тебе овладеть Константинополем и стать султаном, которого ждала твоя империя. Я сделаю все, что смогу. Но, умоляю, не проси меня об этом. Мне ничего не нужно от Валахии, и ей никогда ничего не нужно было от меня. Мой дом – здесь, рядом с тобой. Пожалуйста, не отсылай меня.

Лицо Мехмеда смягчилось, и он обнял Раду. Раду прерывисто дышал, вдыхая запах Мехмеда и успокаиваясь.

– Ничего не говори Ладе, – сказал Мехмед. Раду кивнул в его плечо, и этот момент длился гораздо дольше, чем было безопасно, потому что он никак не мог отойти.

Кожа Лады была слишком тесной.

Она не могла растянуться, чтобы вместить в себя все, что было нужно.

Лада чесалась, фантомные ощущения бегали по ее шее, а мышцы отчаянно дергались.

Богдан шел по одну сторону от нее, Николае по другую, как буферы против вечернего холода. Это была ее первая свободная ночь за неделю. Мехмед требовал ее присутствия каждый час бодрствования, постоянно придумывая предлоги, зачем она ему нужна – чаще всего в качестве охраны. Или почему ему нужен ее совет. Или почему она просто ему нужна.

Эти особые встречи, когда она была просто нужна, наполняли ее таким глубоким и низким огнем, что она вздрогнула.

– Ты в порядке? – спросил Николае.

Лада пошла быстрее.

Богдан находился рядом, и это казалось правильным, будто все вернулось на круги своя. Он легко попадал в ее шаг, был ее тенью, ее правой рукой. Он был ее – как всегда, даже спустя столько лет.

Но она изменилась. Она выросла, исказилась, стала кем-то другим. И Лада, которая была с Богданом, была уже не той Ладой, что была с Мехмедом.

Николае и Богдан смотрели на нее, как будто чего-то ожидая. Ожидая чего? Ей хотелось огрызнуться, ударить их, заставить уйти с их постоянным невысказанным вопросом: почему?

Почему она все еще здесь?

Когда она была с Мехмедом наедине, этого вопроса не существовало, но как только он уходил, он покрывал ее как фурункулы, как зудящие раны на душе. Почему она все еще здесь? Куда подевалась та девочка, которая была дочерью дракона? Неужели все кончено? И она достигла вершины своего потенциала? Став командующей над пятьюдесятью мужчинами, на службе у мужчины, которого она любила и который управлял ненавистной ей империей?

– Чего вы от меня хотите? – прорычала она.

Богдан и Николае остановились, в замешательстве глядя на нее.

– Ты о чем? – спросил Николае.

Она ткнула пальцем в его грудь.

– Перестань разговаривать со мной. Перестань смотреть на меня. Перестань ждать, что я приму решение.

Губы Николае раскрылись в робкой, недоуменной улыбке.

– Если бы я понимал все, что ты говоришь, я бы приложил все усилия, чтобы тебе подчиниться. А так я боюсь, что направлю нас к торговцу, у которого есть запас сока, который хранился слишком долго и из-за этого скис.

Они остановились, глядя на оранжевую дымку, осветившую ночь.

Огонь.

Четыре года назад Лада ходила по этим улицам, представляя, как обрушит на них огненный поток. Сейчас ее сердце возликовало: ей захотелось подойти ближе, найти огонь и накормить его.

– Это дым? – спросил Николае.

Лада побежала, ловко огибая торговцев, которые убирали на ночь свои прилавки. Богдан и Николае следовали за ней по пятам. Чем ближе они подходили к огню, тем труднее становилось пробираться вперед. Побледневшие от ужаса люди разбегались кто куда. Наконец, они ворвались на главный рынок.

В центре площади к небу жадно тянулся огромный костер, бросая во все стороны искры. Лада подумала, не пропустила ли она какой-нибудь фестиваль.

А потом увидела, что подкармливало огонь. И кто.