— Не хотел тебя разбудить. — неизменна только бархатистость в его голосе, олицетворение заботливости и нежности. — Ты так сладко спала.

— Куда ты собираешься? — со страхом наблюдаю за тем, как он накидывает на себя кожаную куртку поверх чёрной футболки. Она для него выступает в роли талисмана, постоянно с ней.

— Нужно поговорить с братом, поностальгировать по прошлому. — спокойно говорит он, дерзко улыбаясь. У меня же от его слов волосы по всему телу встают на дыбы. Я лихорадочно соскальзываю с кровати. По моему лицу виден вопрос меня интересующий.

— Все хорошо, не переживай.

— Ты собираешься к нему один?

— Да. — Макс наклоняется и целует меня, пытаясь скрыть улыбку. — Не прятаться же по углам от него.

— Он может убить тебя. Ты не должен идти один. — Меня охватывает паника. Судорожно хватаю его за руки, пытаясь удержать. Но что я могу против него? У меня сил не хватит удержать эту скалу.

Макс в ответ лишь смеётся, притягивает и целует мои руки, с легкостью разрывая мой захват.

— Я хочу закончить эту войну.

Мне становится страшно, что он не вернётся. Создаётся такое впечатление, что он делает жертву, чтобы защитить нас.

— Не пущу. — уверенно говорю я и цепляюсь еще сильнее. Если с ним что-нибудь случится, я не смогу это пережить. С первых дней он был моей опорой многие годы. Моей любовью.

Я даже начинаю задыхаться от накатившей паники и переизбытка чувств

— Малышка, я не собираюсь бросать тебя. Вернусь до полуночи. Верь мне. — Макс обхватывает двумя пальцами мой подбородок и слегка приподнимает правую бровь. Но его не мигающий взгляд меня не обманет. Я лишь качаю головой и ударяю ладонями его в грудь, стараясь причинить боль.

— Ты думаешь, что ты самый умный и знаешь все лучше всех? Ты дурак! Вот ты кто! Не видишь ничего дальше своего носа. А что будет со мной? Что будет с родителями? Он не отпустит тебя просто так.

— Отпустит. — уверенно говорит он, обнимая меня и покрывая влажными поцелуями. — У него сил не хватит меня остановить.

Он разрывает наши объятия и решительно выходит из комнаты.

Только сейчас осознав, что я абсолютно голая, бросаюсь к шкафу, пытаясь найти хоть что-то, что послужит одеждой, Натягиваю несуразное платье на три размера больше и выбегаю наружу.

Макс у самого выхода разговаривает с отцом, они говоря тихо, но я все равно слышу их. Не желая скрываться становлюсь за спиной отца, переминаясь с ноги на ногу.

— Тебе не стоит этого делать. Братоубийство всегда было страшным грехом.

— Думаешь, после всего этого, я могу еще его считать братом? — в голосе Макса нескрываемый сарказм.

— Вы одной крови. — убежденно говорит отец. — Отдай его мне, найду способ, как его остановить без кровопролития.

— Это моё дело. — Макс кидает прощальный взгляд и выходит, ни говоря больше ни слова. Через окно я замечаю машину, где его ждёт Коган.

Внутри разливается горечь.

***

Макс

Все утро любовался ее спутанными локонами и подрагивающими ресничками. Какая же она маленькая. Кнопочка.

Немного отодвигаюсь, чтобы не раздавить случайно. Хрупкие руки аккуратно сложены под маленькой головкой. И дышит она сладко.

Очерчиваю в воздухе контур маленькой фигурки, очень уж хочется дотронуться, но разбужу.

Забавно. Рядом с ней плохие воспитания испаряются, боль отступает. Она моё обезболивающее.

Хочется провести все время с ней, проваляться в кровати до потери сознания. Выбросить часы и Календарь, просто наслаждаться друг другом.

Когда все закончится, обязательно увезу ее на остров, где будем только мы.

Чтобы вернуть себе способность двигаться, пришлось вколоть несколько кубиков сильного обезболивающего, чувства и эмоции притуплялись, но боль отступала. А чтобы не истечь кровью, я быстро заштопал себя обычной иголкой и ниткой. Не было времени на красоту. Нужно было действовать.

Единственный верный другом, такой же отмороженный, как и я сам, был Коган. Он согласился съездить со мной к брату, чтобы поболтать по душам.

Лука понял меня сразу. Это было моё дело, и решить его я должен был сам. Мне жутко хотелось приставить нож к ухмыляющейся роже и перерезать ее. В это время Алена должна быть подальше от нас и в полной безопасности.

— Цветы? — не переставал удивляться Когану, только он мог посоревноваться со мной в отбитости на голову.

— Я подумал, что ты после долгой разлуки ты не можешь заявиться к нему с пустыми руками. — Рыжий заухмылялся, натягивая очки на конопатое лицо. — И кстати, там четное количество.

Дом моего детства не вызывает во мне ностальгии.

У подъезда старой панельки припаркован белый внедорожник, никак не вписывающийся в местные декорации. Как я и думал, Брат ждёт меня.

— Побудь тут. — говорю Когану, надеясь, что он меня послушает и выхожу, бросая быстрый взгляд на шикарный букет. Непроизвольно поднимаю бровь, качая головой, непроизвольно подмечая — я изменился. Раньше меня это позабавило бы, а сейчас кажется глупым.

За все эти годы тут ничего не изменилось, даже цвет стен в подъезде сократился. Я даже замечаю парочку надписей, выведенных моей рукой. Уверен, что и злополучный подвал все также открыт и служит приютом для кошек.

Дверь в квартиру открыта. Толкаю ее, невольно задерживая дыхание и сглатывая, попадаю в свой самый ужасный кошмар.

— Вот и брат, Папа. Пришёл на наш скромный, семейный ужин. — Макс в кухонном фартуке с широкой улыбкой на лице раскладывает ягодный торт по тарелкам. Глядя на его счастливое лицо, ко мне приходит истина — да он псих!

Не сразу замечаю ссутулившуюся фигуру за столом. То, что мне сначала показалось стулом оказывается инвалидным креслом. Мужчина в нем поворачивается и с нескрываемой ненавистью смотрит на меня. Я с трудом нахожу в старике сходство с Майклом.

Выдвигаю стул и усаживаюсь на него, рассматривая этих двоих.

— Выглядишь хреново, Майкл.

Брат ставит передо мной аккуратную чашку из белого фарфора и тарелку с тортом. Закончив с сервировкой он усаживается сам, мило отпивая из чашки.

— Попробуй, это мой фирменный с секретным ингредиентом. Японский чизкейк, пропитанный ромом. Люблю печь. — он с охоткой поглощает свой кусочек, напоминая мамочку в декрете. — Демьян, ты чего не ешь?

— Боюсь, что секретный ингредиент — цианид. — это представление начинает меня утомлять.

— Нет, это домашний сыр. — У Брата такое невинное лицо, что меня передергивает. — Ты такой напряженный, Демьян. Папа, с ним явно что-то не так. Как ты себя чувствуешь?

— Чудесно. Хорошо выспался, размялся вчера. Бодр и полон сил. Мне только интересно, с ним что случилось? Пустил язык на начинку твоего торта?