Яффа и Иерусалим едва не сделались добычей взволнованных поселян; вся Палестина была в совершенной анархии. Богатство монастырей иерусалимских во всяком политическом кризисе возбуждает алчность жителей окрестных гор. В Турции, когда исполнительная власть пашей и муселимов рушится, власть судебная, проистекающая от духовной власти султана, неоспоримо заступает ее место. Мулла, главный судья иерусалимский, умными распоряжениями спас Святой град от неминуемой опасности. Яффа, на которую хлынул поток поселян тотчас по отступлении гарнизона, была спасена влиянием нашего вице-консула, к которому единодушно обратились жители, мусульмане и христиане, в ожидании султанских властей и войска. Турецкая армия, усиленная в это время до 12 тыс. отрядами, последовательно прибывшими морем из Константинополя, едва успевала занимать важные военные пункты, которые сами собой сдавались ей. Между тем по всей Палестине целый месяц бесчинствовали феллахи и, ограбивши все, что было найдено по отступлении египетских войск, стали грабить и резать друг друга и рассчитываться старыми долгами мести и крови, отложенными в эпоху египетского правления.

По мере того как египетские отряды ретировались из северных округов в Дамаск, турецкая 15-тысячная армия из Малой Азии чрез очищенные ущелья Тавра вступала в Сирию под предводительством Ахмеда Зекерия-паши, назначенного на смену Иззет Мехмету. Генерал Смит был также сменен за неспособность, а место его заступил генерал Митчел. Главное направление военных операций во всю кампанию было предоставлено англичанам, хотя по взятии обратно на флот десантного их войска не более 400 английских солдат участвовали в сухопутных экспедициях. Опыт прошедшего убедил Порту в том, что гораздо легче из старых милиций образовать батальоны, чем из пашей генералов, а было очевидно, что в такой кампании, которой целью было очистить от сильной неприятельской армии страну, прорезанную по всем направлениям горами и обтянутую с двух сторон пустыней и морем, успех более зависел от удачных маневров, чем от массы войска. Начальником штаба турецкой армии был назначен генерал Иохмус, гамбургский уроженец, служивший прежде в легионе волонтеров в Испании и принятый в турецкую службу с чином паши по ходатайству англичан. В половине ноября Ибрахим-паша отступил из Антиливанской долины в Дамаск и поспешил занять передовую позицию в Мезарибе на пути в Мекку. Он разбил скопище друзов и бедуинов хауранских, которые беспокоили его фланги, забрал у них провиант и верблюдов для похода и вел переговоры с бедуинами Великой пустыни для снабжения провиантом известных пунктов. Около месяца трудился он над реформированием своей армии, которая при всех претерпенных ею бедствиях простиралась еще до 60 тыс. солдат[243]. Между тем как турецкие отряды, вступившие в Сирию вслед за новым сераскиром, и в особенности албанцы и башибузуки бесчинствовали на пути и грабили поселян, которые с восторгом встречали султанские знамена, Ибрахим, готовясь покинуть Сирию, усиливал дисциплину в своей армии и ласкал народ. Вместо того чтобы излить свой гнев на жителей дамасских, которых враждебные расположения были ему хорошо известны, он отечески предостерег их от всякой обиды со стороны солдат. Палаток не было, войска, которые не могли поместиться в казармах и в мечетях, поочередно стояли на бивуаках в окрестностях города, укрываясь кое-как под деревьями от проливных осенних дождей. В декабре наступил холод необычайный, пал снег, мерзло по ночам; солдаты, легко одетые, в плохой обуви, в изодранных плащах, изнемогали на бивуаках, но Ибрахим не решался поместить их по частным домам: военный постой слишком несовместен с восточными нравами; он велел им проводить ночи на крытых улицах дамасских базаров. Ко всем этим бедствиям присовокупилась измена; уже много офицеров, облагодетельствованных им и его отцом, передались туркам. В Дамаске он наказал измену. В пору вечерних его оргий несколько голов покатилось по его повелению на мраморном дворе занятого им дома. Сам Шериф-паша, бывший губернатором Сирии, возвеличенный и обогащенный Мухаммедом Али, был обличен в тайном сношении с турками. Ибрахим ограничился его арестованием.

После дневных забот Ибрахим проводил ночи в разврате и в буйстве, опьяненный вином и злобой. По распоряжениям Сулейман-паши зрелища эти тщательно укрывались от войска. Не один раз, когда под влиянием винных паров вспыхивала в сердце Ибрахима месть к сирийцам за их измену, он приказывал предать город грабежу, но Сулейман-паша укладывал его в постель и стерег по ночам из опасения, чтобы не повторились в его отсутствие те же приказания.

Армия была разделена на три колонны; первая выступила в начале декабря под начальством Сулейман-паши. Этот отряд служил собственно конвоем для солдатских жен и детей и для тяжелой артиллерии; войска считалось в нем не более 5 тыс. человек. Он направился прямо на юг, по пути в Мекку, до параллели Суэца, там поворотил на запад и достиг благополучно Египта, потерявши на пути только половину вьючного скота, часть артиллерии, несколько сот жен, детей и солдат, павших от усталости. Затем 17 декабря выступили другие две колонны — под предводительством дивизионного генерала Ахмеда Менекли-паши и самого Ибрахима. На площади простился Ибрахим с жителями Дамаска, наказав им оставаться в покое, ждать новых властей, не бушевать и не обижать христиан. «Не то, — прибавил он, садясь на коня и грозя им пальцем, — ворочусь с половины дороги и рассчитаюсь с ослушниками».

Замысел Порты об уничтожении Мухаммеда Али. — Опрометчивость ее действий. — Перемена политического направления Франции, ее декларация. — Игра Тьера и донесение французского адмирала. — Министерство Тизо. — Укрепление Парижа. — Испуг Мухаммеда Али. — Конвенция коммодора Непира. — Ее несообразности. — Смирение Мухаммеда Али. — Упрямство Порты и характеристический разговор верховного везира. — Милостивый фирман. — Уловки турок и окончательное решение египетского дела. — Конвенция о проливах. — Важность сего акта относительно России. — Дипломатический промах турок и ответ князя Меттерниха

Целью Лондонского трактата было освобождение Сирии от Мухаммеда Али и водворение мира на Востоке. Мухаммед Али, кроме военных своих подвигов, ознаменованных отвагой и удачами, имел за собой великие гражданские заслуги и отличался среди преобразовательной суматохи Востока основным и прочным направлением своих предприятий. Если великие державы сочли нужным в 1840 г. положить правосудные пределы честолюбивым замыслам египетского паши, однако они вовсе не имели в виду уничтожить Мухаммеда Али. Не так разумел дело диван. Упорствуя в централизационной системе Махмуда, но не соображаясь нисколько со средствами своими и со степенью способностей своих для водворения централизации и единства по всему пространству империи, диван усмотрел в трактате 15 июля благоприятный случай для конечного разрушения здания, воздвигнутого румелийским выходцем в далеком Египте, вне политической сферы Стамбула. В эту сферу включалась теперь Сирия по приговору великих держав. Прежде чем открыть новый процесс о Египте, предстояло Порте оправдать произнесенный в ее пользу приговор, а оправдать приговор этот она могла введением хорошего управления в Сирии. Российский кабинет сомневался в том еще в 1839 г., когда представители великих держав в Константинополе вели переговоры с Портой об условиях миролюбного раздела с Мухаммедом Али. Доныне, восемь лет спустя, успела ли Порта рассеять те сомнения, которые показались тогда обидными ее самолюбию?