— Видишь ли, на своем веку я перевидал немало характеристик и знаю, что часто в них много липы. Вроде — по бумаге — получается славный человек, а на самом деле так пишут, чтобы поскорее от него избавиться, подбрасывают товар с гнильцой. Додумались: расшвыривать политработников по разным частям! А кто же примет неизвестного офицера без приличной характеристики?

— Эту же характеристику получил начальник политотдела 352-й дивизии и по неизвестным причинам не пожелал меня взять.

— Ну, мне-то понятны эти штучки, Ефимов не очень уважает вашего брата. А я — белорус, мы с евреями издавна живем как братья, да и жена моя была еврейка, мы счастливо прожили почти четверть века.

— Простите, почему «была», — так вы сказали?

— Именно так. Мы жили в Москве, а мать ее — в Минске. За неделю до войны жена поехала ее навестить. Обе погибли. Не смогли выбраться из города.

Я выразил сожаление.

— Ну хорошо, давай о главном. Дивизия готовится к боям, будем наступать на Восточную Пруссию. Зачем я тебе это говорю? Запомни, старший лейтенант, как вступим на вражескую землю — никаких сантиментов к немцам! Что заслужили за свои злодеяния, то и должны получить! Таково твердое указание Главпура.

Теперь о текущих делах. Познакомься с дивизией и комсомолом, с командирами, политработниками. Коротко о наших взаимоотношениях. Я люблю инициативных людей. Во всякой ситуации поступай так, как считаешь и понимаешь, то есть решение за тобой. Мне важно знать одно: где ты. Если понадобишься, сам вызову. Жить будешь вместе с политотдельцами. Пока, кажется, все. А теперь отправляйся к генералу. — Шилович снял трубку, позвонил комдиву и попросил принять меня.

Полковник Шилович и капитан Борис Горбачевский. Германия. 1945 г.

Я — помощник начальника политотдела дивизии по комсомолу. И самое главное, я почувствовал себя вольной птицей: теперь я подчинялся только начальнику политотдела.

Через несколько минут я предстал перед комдивом Павлом Федоровичем Берестовым. Представился как положено. Генерал протянул мне руку и крепко пожал мою:

— Люблю комсомол, сам из него вышел. В двадцать девятом, мальчишкой, меня по партийной мобилизации послали в деревню налаживать колхозное дело, так первый же день после моих бравых речей мужики так меня отдубасили, что до сих пор маленько тугой на правое ухо.

В комнате за столом с разложенной картой сидели еще два офицера. Генерал познакомил нас:

— Полковник Лобачев Кирилл Афанасьевич — начальник штаба дивизии, вместе воюем с московских боев. А этот молодой майор — Левушка Раппопорт, он у нас помощник начальника штаба по оперативной части. Мой «Шафиров». Надеюсь, ты российскую историю знаешь?

Генерал все больше мне нравился — своей открытостью, простотой, искренностью. На его гимнастерке блестели Звезда Героя Советского Союза, полученная за Белорусскую операцию, три ордена Красного Знамени и орден Суворова. Весь рот, как и грудь, — в золоте. Подумалось: странно, вроде еще не старый человек. Генерал рассмеялся:

— Вижу, тебя, старший лейтенант, больше поразили мои золотые зубы, чем ордена. Так?

— Так, — смутившись, подтвердил я.

— Это память тех лет, когда мне, как и Рокоссовскому, в тридцать седьмом комсомольцы выбивали зубы, а заодно отбили ребра и пальцы на ногах. В сороковом посчастливилось, выпустили; вроде помог Тимошенко. Теперь служим под началом Ивана Даниловича Черняховского. Самый молодой генерал армии, тридцать девять ему. Ума — палата! Высочайший военный профессионал, окончил Военную академию, немного нынче таких. — Генерал посмотрел на стол: — Владеешь картой?

— Да, в училище у нас был отличный преподаватель.

— Ты какое училище окончил?

— Тюменское военно-пехотное, на командира минометного взвода. Но нам не удалось закончить, проучились четыре месяца, и отправили на фронт.

— Если понадобится, сядешь за пулемет или миномет?

— Так точно.

— Это хорошо! Мы вот тут втроем маракуем, где лучше ударить по немцу. Они выставили на границе отборные части, защищаются упорно. Наши под Гумбиненом захватили несколько приграничных поселков и деревень, но удержать не смогли. Как бы с нами не случилось такое. Карты хреновые! Как попадаются среди пленных офицеры — сразу их к Левушке, помогают ему уточнять местность. А ты, комсомол, что-то засиделся в старших лейтенантах. Новая должность твоя — майорская, попросим Алексея Адамовича подсуетиться. (Звание капитана мне присвоили в марте сорок пятого.) Вот и познакомились, — закончил разговор генерал. — Если что надо, приходи. И сам подсказывай, если мы что упустим по солдатской части.

Особое пополнение

Известие ошеломило. Уже на следующий день понаслышке об этом знали многие. Официально сообщил новость комдив. Собрав командиров полков и батальонов, генерал объявил:

— К нам прибудут двадцать три девушки-снайпера. Они окончили Высшую снайперскую школу в Москве. Звонили из армии и главный комсомольский вождь, просили прилично принять и обеспечить нормальные фронтовые условия. В вашем распоряжении всего несколько дней, так что готовьтесь. — И строго заключил: — Запомните, товарищи офицеры, все девушки — неприкасаемые! Кто прикоснется — оторву голову и погоны!

«Неприкасаемые» — надо же, какое слово выдумал!

Сообщение восприняли по-разному. Одни посмеивались — дескать, очередная показуха комсомола. Другие высказались односложно:

— Поглядим на «вояк»: и месяца не пройдет, как ветром их сдует.

Но подготовкой занялись серьезно. Отыскали приличный дом, обустроили как положено, с учетом особого контингента. Обнесли высоким забором. Навесили крепкие замки. «Не хватает проволоки под током», — шутили офицеры. Стояла холодная осень, поэтому завезли теплое белье, сапоги, телогрейки, ватные штаны и ушанки. Подобрали и коменданта — эту роль доверили начальнику дивизионного банно-прачечного отряда, главное — мужик-трезвенник. Командиром нового подразделения назначили одного из лучших армейских снайперов — лейтенанта Жору Касимова. Старшиной приставили опытного снайпера Никодима Ивановича.

В день приезда встречать вышло все начальство. Забросив вещмешки в дом, слегка приведя себя в порядок с дороги, девушки выстроились во дворе. Вышла из строя первая, четко отрапортовала:

— Катерина с Зацепы. Старший сержант. Прибыла к месту службы в действующую армию.

— Наталья с Красной Пресни…

Так они все представлялись — по месту жительства, все они, за исключением одной, были москвичками.

— Антонина со Смоленского бульвара…

Одухотворенные, нежные юные лица, полные восторга глаза, стройные легкие фигурки и чистенькие, еще московского блеска сапожки, аккуратные шинели, подобранные под пилотки прически… Мы смотрели и поражались — ни одной дурнушки! Как на подбор — одни невесты! Симпатичные, привлекательные! «И зачем генерал придумал эту неприкасаемость?! Скажи любой волшебное слово, и побежит за тобой, ведь им и нам по девятнадцать-двадцать…» — в тот день так грезилось многим из нас.