Вернувшийся вскоре командир собрал команду и резко отчитал всех, назвав происшедшее «позором». Комендант, оправдываясь и кляня на все лады нахальных молодчиков, заявил, что его заставили выпить стакан водки:

— Попробуй не выпить за товарища Сталина!..

Касимов не стал слушать, выгнал коменданта. Спросил «Катю с Зацепы»:

— Вы знали, старший сержант, как по-сволочному поступили из-за вас с комендантом?

Она ответила за себя и за всех:

— Нет, мы не видели.

Касимов ей не поверил и отстранил от обязанностей старшего снайпера.

Никодим Иванович все слушал и не проронил ни одного ругательного слова. Его молчание для девчат было горше, чем бурный разнос командира.

Старшина Никодим Иванович

Не могу не рассказать о Никодиме Ивановиче — очередном персонаже в моей армейской коллекции старшин. Одна из девушек сказала о нем: «Не иначе спустился ангел с небес».

Был этот человек в возрасте, отец двух дочерей. С сильным характером. В порыве откровенности он как-то сказал: «Всякое в жизни бывало, и на коне был, и под конем бывал». С первой же встречи с девушками он занял мудрую позицию и уже не отступал от нее: любил их всех одинаково, ни одной не выказывал предпочтения. К просьбам их, пожеланиям относился внимательно, порой потакал и капризам. Во всем, возможном и невозможном, старался сделать быт девушек сносным. Перестроил внутреннюю часть дома, чтобы она не выглядела казармой. Договорился с соседом, богатым поляком, чтобы тот, за тушенку, разрешил девушкам мыться в своей баньке. Выпросил у начальства в постоянное пользование крепкую армейскую повозку с ездовым и двумя лошадьми. Когда дивизия тронулась вперед, снайперы погрузили на нее все свое имущество, винтовки и так дошли до германской границы. Ежедневно Никодим Иванович проверял оружие и записывал в бумагу замечания по каждой винтовке, точно зная ее владельца.

Касимова уважали, ценили как опытного командира и снайпера, подчинялись. Никодим Иванович — дело другое, его любили, как отца, друга. Слово старшины для девчат было дороже золота. Никодиму Ивановичу доверяли самое сокровенное, обращались за советом, подмогой. Главным украшением этого человека, я считаю, были не утраченные на войне чистая совесть и доброта.

Как видно, в отряде разглядели эти его качества и высоко ценили.

Со своей стороны, Никодим Иванович привязался к девушкам всем своим существом, в каждой из них видел свою дочь и испытывал огромную радость, когда удавалось сделать для них что-то доброе.

Смерть каждой девушки он переживал как потерю родного человека и горько сокрушался. По его просьбе в деревне плели венки из искусственных цветов. А сам Никодим Иванович, успокаивая плачущих, все приговаривал: «Будем жить не тужить, будем жить…»

Вот и такой старшина оказался в моей фронтовой коллекции.

Многое сделал Никодим Иванович, чтобы изменить отношение переднего края к девушкам-снайперам. И это время пришло: отношение изменилось. Теперь бойцы называли их «святыми», жалели, особенно пожилые, а один, когда девушки уходили на задание, молился за них. При появлении снайперов в траншеях стали их приветствовать, выказывая поддержку:

— Так держать, снайперки!

— Бейте их, гадов, и нам станет легче!

Сложнее складывались отношения с офицерами. Шаг за ворота — и на девушек устремлялись жадные мужские глаза. Хуже всех «напроказничал» командир полка, в расположении которого находился дом снайперов.

Свою пассию он приметил еще в первую встречу. Не удержалась и «Тамара с Цветного бульвара». Получив записку от подполковника — статного, красивого, сравнительно молодого — с приглашением посетить полк, девушка согласилась, не спросив на то разрешения командира. Вечером за ней пришел адъютант командира и тайно увел.

Доложили генералу:

— Сбежала снайпер!

Прихватив меня, он помчался на машине в полк.

— Ты что насильничаешь?! У тебя в полку своих баб мало?! — налетел Берестов на комполка.

— Нет, нет! — воскликнула Тамара. — Я люблю Сашу…

Генерал удивился и не стал журить офицера.

Забавно, что разъяренный подполковник приказал открыть огонь по доносчику, если он появится в расположении полка. «Доносчиком» тем был я.

«Держись, немец!»

Мне неоднократно приходилось наблюдать, насколько сложна и непредсказуема снайперская служба. Во-первых, противник не дурак и не спешит попасться на мушку. Для самого же снайпера любая, часто нелепая, оплошность, малейшая ошибка, случалось, заканчивалась смертью. Во-вторых, без выдержки, уверенности в себе, даже «охотничьего азарта» — снайпер еще не снайпер. В-третьих, в немецкой армии было немало снайперов-асов, да и оптика во много раз лучше. Вступая в войну с Россией, немцы уже имели в своих частях достаточно много хорошо подготовленных стрелков, тогда как в Красной Армии снайперское движение развернулось, насколько помню, лишь с 1942 года.

Мы не представляли, как поведут себя женщины в роли снайперов, — казалось, в критических ситуациях они могут растеряться, к тому же женщины не склонны к риску, им не хватает выдержки. Но «снайперихи» опровергли многие из наших первоначальных суждений. Шло время, на прикладах снайперских винтовок появлялись все новые зарубки, заскулили немцы, и пренебрежительный стиль поведения окончательно скис. «Попробуй разберись, кто сильнее — кит или слон?» — шутили офицеры политотдела. В дивизии юных снайперов зауважали и полюбили. Они внесли в нашу жизнь особенную атмосферу, заставили многих очнуться и поверить, что фронт — еще далеко не конец жизни. Да и сами девушки, я заметил, переменились, стали серьезнее.

Вскоре на лицевых счетах наших девушек насчитывалось уже семь фрицев. Может, и больше, не всегда можно точно определить результат выстрела. Возвращаясь с задания, снайперы докладывали: «То ли попала, то ли нет? Но немчура свалился».

Самым трудным случаем оказался многочасовой поединок «Любы со Сретенки» с немецким снайпером.

Попробуй оказаться один на один с противником, превратиться в невидимку, стать неподвижным существом. Глаза быстро устают, мышцы рук и ног немеют, тело пробирают то холод, то жар; иногда появляется страх. Как видно, Люба в чем-то допустила промашку, и немец засек ее и теперь выжидал, рассчитывая на очередную ошибку. Люба замерла — ни малейшего шевеления. Так она пролежала до позднего вечера, нередко плача про себя, чувствуя, как все больше прирастает к земле, а оторваться от нее — не может.

В темноте Касимов, приблизившись к девушке, вытащил ее с помощью веревки. Почти бездыханную, на руках занес в блиндаж, растер тело водкой и дал выпить пару глотков из фляжки, затем под руки отвел домой.

Но случались ситуации, когда ни Касимов, ни кто другой не в силах были помочь. Немецкий снайпер-ас с ходу пробил голову «Дины из Оружейного переулка». Беду переживали особенно остро. Команда любила голубоглазую девушку с милым, веселым нравом, певунью; она мечтала стать детским врачом, вылечить всех детей мира от всех подстерегающих их болезней.