– Видите ли, – немного запинаясь, начал он. – Я хочу сделать вам предложение.

– От которого я не смогу отказаться! – радуясь неизвестно чему, закончил за собеседника Лис.

– В-вероятно, – согласно кивнул псевдомонах, усаживаясь за стол и приглашая Рейнара следовать его примеру. – Во всяком случае, я на это надеюсь. Я могу помочь вам достичь того, что требуется вам. Вы же, в свою очередь, дадите взамен то, что необходимо мне.

Оливье откупорил бутылку и выпустил из нее искристо-золотую струю в стоящие на столе серебряные кубки.

– Сколько? – не вдаваясь в дипломатические экивоки, выпалил Лис.

– Вы говорите о деньгах? – переспросил хозяин, поднимая кубок.

– Нет, о женах в гареме турецкого султана! – съязвил д'Орбиньяк. – Конечно о них, о чем же еще! Сколько вам нужно, чтобы Мано сегодня, на худой конец завтра, оказался на свободе?

– Ни одного ливра! Ни одного маленького денье! Ни пол су! – торжественно ответил таинственный доброжелатель. – Лехаим [45] ! – Он опрокинул себе в рот содержимое кубка, и Лис, не заставляя себя упрашивать, тут же последовал его примеру. Кто бы ни был господин Оливье, он шел на большой риск, впуская чужака в святая святых. Но это был оправданный риск. Он требовал ответного доверия.

– Шо такое, дражайший? В честь шабата выдача узников из королевских застенков производится бесплатно? Когда те, кто желает с меня что-то поиметь, не желают брать деньги, я начинаю опасаться, как бы мне это не обошлось слишком дорого.

– О нет. мсье, что вы! – замахал на него руками Оливье. – То, что нужно мне, не представляет для вас никакой ценности.

– Милейший, вы шо же, думаете, шо я храню у себя несносные сандалии Моисея, в которых он сорок лет водил ваш народ по пустыне? Промашечка. Я оставил их в родовом замке.

– Мсье, – пропуская колкость д'Орбиньяка мимо ушей, продолжил человек в черном, – мне нужен всего лишь клочок бумаги.

– Черновики скрижалей Завета! – хлопнул себя по лбу Лис. – Как я сразу не подумал!

– Шевалье, будьте любезны оставить ваши неуместные шутки! Я пришел сюда, рискуя потерять все, что нажито четырьмя поколениями нашей семьи, и не намерен выслушивать ваши глупые остроты! Если вы отдадите то, что нужно мне, завтра господин де Батц будет на свободе. Если нет, давайте разойдемся и, даст бог, больше не увидимся.

– О! – уважительно произнес мой адъютант. – Совсем другая речь. За это стоит выпить. Итак, я весь внимание.

– Мне нужна расписка, которую неделю назад вы взяли с судебных приставов на старой Руанской дороге неподалеку от замка Аврез, – все еще обиженно выпалил незнакомец.

– Как интересно. – Лис удивленно воззрился на собеседника. – Вы собираете редкие рукописи? Могу предложить вам кое-что весьма занятное. Скажем, дневник Понтия Пилата. Или трагедии Нерона.

– Вы опять за свое, мсье. Вас что же, не интересует судьба шевалье де Батца?

– Ну, честно говоря, мы с ним временами ссоримся. У него несносный характер! Он все норовит проткнуть кого-нибудь шпагой, в то время как я, – Лис гордо расправил плечи, – обычно использую пистолет. Но, господин Оливье, вы правы, мне действительно не слишком нужен тот клочок бумаги, на который вы претендуете. Однако, прежде чем я отдам вам его, будьте любезны ответить мне на два вопроса. Вопрос номер раз: зачем эта расписка вам и откуда вы о ней вообще знаете? И номер два: каким образом вы планируете вывести Мано из тюрьмы?

Хозяин пристально смотрел на Рейнара, очевидно, прикидывая в уме, стоит ли открывать дотошному гасконцу тайну, которую он до сего момента старательно пытался сохранить.

– Если же вы думаете, что без вас мы не обойдемся, советую вспомнить, что буквально пару недель назад Генрих Наваррский с тринадцатью своими людьми благополучно штурмовал хорошо укрепленный замок Сен-Поль в Париже. Сейчас у него под рукой две сотни воинов, и этого на весь Реймс хватит за глаза. А посему, реб Оливье, молвите слово, не изображайте из себя графа Монте-Кристо.

– Хорошо, – смирясь с необходимостью говорить начистоту, махнул рукой незнакомец. – Вы спрашиваете, зачем мне расписка? Пожалуйста. На ней, если помните, две подписи: Пьера Коше и Рене Шанфлера. Рене – мой младший брат. Нас пятеро братьев, и все мы – уроженцы Реймса. Хотя Рене и приходится утверждать, что он рожден в Париже, иначе не видать бы ему должности судебного пристава как своих ушей.

Мой прадед прибыл сюда из Баварии, когда герцог Людвиг выгнал евреев из своих владений. Здесь он крестился и стал хозяином этой самой таверны. Мой дед наследовал ему. Отец, в молодые годы разносивший вино посетителям, закончил свои дни членом ратуши, а его брат-близнец, мой дядя, стал аббатом Сент-Этьенского монастыря. Я же три года тому назад купил себе должность сюрвальена [46] реймской епархии. За огромную взятку нам удалось сделать Рене коренным парижанином. Третий наш брат в этом году стал секретарем здешнего суда. С четвертым вы только что виделись, а пятый совсем еще мал. Мы словно пальцы на руке, сжатые в кулак, пробиваем себе путь в этой жизни! Теперь же, если всплывет эта злосчастная расписка, а на суде над шевалье де Батцем она непременно всплывет, карьера Рене будет погублена.

Затем обнаружится подлог в документах о его происхождении. Тогда уже не поздоровится и мне. Ведь писарь, подчистивший строку в церковной книге, сразу же укажет на того, кто дал ему за это деньги. Скажите мне, шевалье, стоит ли крах надежд большой дружной семьи какого-то несчастного клочка бумаги?

– Ну, если вы так хотите его заполучить, то, вероятно, стоит. Однако я сегодня щедр и готов поторговаться, – заверил реймского сюрвальена Лис. – А потому вернемся ко второму вопросу.

– Все очень просто. – Губы Оливье сложились в хитрую улыбку. – Завтра коронация, на улицах будет великое множество народу. Городской стражи недостаточно, чтобы поддерживать порядок в Реймсе и его окрестностях. Поэтому в тюрьме останется только треть обычной охраны. Понятное дело, это великий секрет, но не от меня. Завтра утром в честь престольного праздника в тюрьму доставят большую бочку вина. Заметьте – это не моя затея. Вино и еду заключенным поставляют братья алексиане, согласно обету пекущиеся об узниках. Вино будет отменного качества, лишь самую малость сдобренное, как бы это сказать, специями.

– Откуда вы знаете об этом? Вам завтрашнее меню почтовым голубем передали?

– Я же говорил, у моего отца тоже есть братья. И один из них – крупнейший торговец вином в округе. Мне, как смотрителю тюрем епархии, доподлинно известно, что большая часть присылаемого милосердными братьями алексианами не доходит до тех, кому оно предназначалось. У меня уже готов доклад о творящемся безобразии господину де Бирагу, канцлеру Франции. Я буду нещадно бороться с этим злом, и уснувшая в День коронации стража будет великолепным примером гнусных злоупотреблений. Также в своем докладе я обличаю то попустительство и преклонение пред сильными мира сего, которое практикуется некоторыми тюремщиками.