Экономический рост создал пространство для роста личностного и соответственно возможность творческого самовыражения. Крайне маловероятно, что фашизм или коммунизм смогли бы обеспечить бурный экономический рост до конца XX в. При всей своей агрессивной навязчивости интернет приносит больше пользы, чем вреда, проявлениям индивидуального в человеке. На протяжении бо́льшей части последних двух столетий нужно было обладать немалым достатком, чтобы стать издателем. Теперь это не так. Теперь каждый, у кого есть компьютер, может делиться мнениями, фактами и изображениями со всем миром. Оборотной стороной является возможность властей и корпораций наложить лапу на все эти данные и превратить интернет в подобие «телекрана», устройства двусторонней передачи информации из «1984», но еще более всеохватное – в гигантский механизм, соединяющий государственный контроль и капиталистическую коммерцию.

Оруэлл понимал, что люди могут стать рабами государства, но не предвидел, что они могут превратиться и в нечто другое, не менее ужасное, – в продукт корпораций, в источник данных, безостановочно добывающихся и распространяющихся повсюду. Нет никаких сомнений, он бы яростно критиковал подобные проявления.

Сталкиваясь с переломным моментом в истории, Черчилль и Оруэлл, во-первых, определяли его существенные стороны. Во-вторых, действовали согласно своим убеждениям. Они оказались в подлинно катастрофической ситуации, когда их образу жизни грозило исчезновение. Многие окружающие были уверены, что зло восторжествует, и пытались примириться с ним. Но не эти двое. Они действовали с отвагой и проницательностью. Нам стоило бы перенять у них этот мудрый двухэтапный процесс, особенно во времена сбивающих с толку кризисов: сначала тщательно выявить факты, затем действовать, исходя из своих принципов.

Они часто ошибались в своих оценках, но неустанно стремились докопаться до сути, что не менее важно в сложной ситуации[1145]. Особенно в этом отношении выделяется Оруэлл, никогда не оставлявший попыток разглядеть правду через нагромождения лжи, искажений и отвлекающих факторов. Вместо того чтобы подгонять факты под свои взгляды, он был готов изменить свои взгляды под давлением фактов.

Имея дело с терроризмом, глобальным потеплением, экономическим неравенством и расизмом, а также паникующими политиками и демагогами-лидерами, полезно помнить, как эти два человека реагировали на ошеломляющие события своего времени. Им особенно хорошо удавалось распознавать заблуждения собственного социального круга – умение всегда полезное, хотя и не способствующее налаживанию и поддержанию дружеских связей.

Нам следует учитывать, что большинство из нас почти никогда не хочет прислушиваться к таким людям, как Оруэлл и Черчилль. Большинство, сталкиваясь с кризисной ситуацией, не вникает в ее суть. Мы склонны бежать от проблемы. Именно это представляла собой политика умиротворения агрессора в 1930-е гг. – способ уклониться от проблемы, обойти неопровержимые, неизбежные факты.

Термин «психологическое избегание» (psychological avoidance) постоянно использует Тейлор Бранч в первом томе биографии Мартина Лютера Кинга – младшего для описания первой массовой реакции «белой Америки» на борьбу за гражданские права[1146]. Главной проблемой, с которой столкнулись гражданские активисты в Америке 1950–1960-х гг., были не расовые предрассудки, как таковые, – и даже не всегда в южных штатах, – а нежелание даже добропорядочных людей вскрывать гнойник, который нельзя было далее терпеть.

В апреле 1963 г. доктор Кинг оказался в тюремной камере в Бирмингеме (Алабама) по обвинению в нарушении закона, выразившемся в организации маршей и сидячих забастовок в ходе кампании за гражданские права. Адвокат принес ему номер газеты Birmingham News от 13 апреля. На второй странице Кинг увидел заголовок: «Белые священнослужители предупреждают местных негров о недопустимости участия в демонстрациях». В статье приводились слова семи местных религиозных деятелей, белых сторонников интеграции, которые отвергали кампанию Кинга, называя ее «глупой и несвоевременной»[1147]. Умеренные клирики увещевали экстремистов с обеих сторон остыть и дать людям время.

Кинг стал писать ответ на полях газеты, другой бумаги у него не было. Через четыре дня послание было готово. В этом «Письме из Бирмингемской тюрьмы» Кинг, как Оруэлл и Черчилль, просто призвал людей увидеть, что происходит у них перед глазами. Он начал с объяснений, какие цели преследует его кампания и как он этого добивается. Первый шаг, указал он священникам, – «сбор фактов, чтобы определить, действительно ли происходит беззаконие». Следующие три шага: «2) переговоры, 3) самоочищение и 4) прямые действия».

Оруэлл заметил бы, что первый шаг, сбор фактов, – самое революционное действие, как это стало для Уинстона в «1984». Кинг утверждал, что в мире, основанном на фактах, где индивид имеет право самостоятельно обдумывать факты и делать из них выводы, государство обязано завоевать лояльность своих граждан. Если оно действует вразрез с тем, что утверждает, то начинает утрачивать их лояльность. Эта мысль была революционной и в то же время очень американской.

Далее Кинг приводит факты, которые видит.

Разве Кинг не противоречит сам себе, призывая нарушать закон, чтобы заставить государство по-человечески обращаться со своими гражданами? Нисколько, отвечает он, напоминая о неотъемлемом праве человека делать собственные выводы: «Любой закон, возвышающий личность, справедлив. Любой закон, принижающий личность, несправедлив».

Оруэлл, вероятно, согласился бы с этим. Он принял бы и следующую мысль Кинга: «Если бы я жил сейчас в коммунистической стране, где подавляются определенные принципы, дорогие христианину, тогда, я уверен, открыто выступал бы за несоблюдение этих антирелигиозных законов».

Через несколько страниц, выражая уверенность в конечной победе движения за гражданские права, Кинг высказывает предположение, что «поверженная справедливость сильнее торжествующего победу зла»[1148]. Эти слова перекликаются с настроениями Черчилля весной 1940 г. Неудивительно, что вскоре Кинг стал жертвой государственного надзора.