стихийная и безалаберная натура, которой вечно всё и все были по хрену, неожиданно восстала против этого. То моё «я», что разбивалось на части в руках Рамзина от наслаждения, то, что упивалось его теплом и запахом, забив на желчные упреки разума. Та самая часть меня, у которой сердце заходилось только что от его мимолетной улыбки, отшибая память о его косяках. Та, что бесила мою гордость, тоскуя по нему ночами и невольно заставляя искать знакомые черты в толпе днем. Она отказывалась считать непреодолимое желание видеть этого мужчину только своим простым следованием инстинкту самосохранения. Она требовала продлить это сплетенный полёт в невесомости покоя до бесконечности. Хотела остаться тут навсегда. И ей было плевать на доводы о том, что женщинам во все времена нужно было заключить союзы и чем-то платить за безопасность свою и детей. Она не хотела сделки между мной и Игорем. Она отчаянно желала большего. Причем настолько большего, что становилось страшно от понимания, как далеко потом будет лететь вниз на острые камни, если этот полёт окажется только порождением моего разгулявшегося от гормонов воображения.

Пальцы Игоря начинают нежно, но настойчиво массировать кожу головы, как будто он точно уловил изменение моего настроения, и я в прямом смысле борюсь с желанием зажмурить глаза и замурлыкать, как кошка.

Да уж… точно кошка. Породистая, холеная, не имевшая отказа в исполнении ее прихотей, знавшая сотни прикосновений, но никогда не чувствовавшая в них искренности. Я чуть нахмурилась, отгоняя от себя эти вечно желающие вылезти не вовремя мысли. Очевидно, Роман все же прав был, и шкура вечной страдалицы и жертвы обстоятельств слишком плотно прилипла ко мне и стала привычно-комфортной, если я то и дело тяну ее на себя. Кстати о Романе.

— Игорь, что мы будем делать дальше? — спрашиваю я и хочу запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в глаза, но ладонь на затылке не дает мне этого сделать.

— М-м-м-м?

И я отчетливо понимаю — Рамзин сейчас обдумывает, какой ответ будет правильнее. Очевидно, это значит, что по крайней мере заранее ответов он не заготавливал, и это в чем-то хорошо для меня.

Должна ли я сказать, что знаю о его кавалерии в виде отряда тех тварей, одну из которых мы с малышом спалили, и выразить какое-то к этому отношение? Ведь тогда откроется, что мое появление — это затея Главы и Романа по спасению Ордена, и я, типа, засланный казачок. Не испортит ли это то хрупкое равновесие, которого мы, вроде, достигли? И вообще, эти мужики могли бы снабдить меня какими-то более точными инструкция, кроме — «иди туда и сделай так, чтобы все стало как раньше!». Кто сказал, что я хочу как раньше? Мне мои перспективы, которые рисовались в прежних обстоятельствах, не казались нисколько привлекательными. Даже я бы сказала, что сейчас все выглядит более радужным. Ордена нет, но мир не рухнул, стоит себе целехонький. Никакой Армагидец в двери не стучится. Снаружи, как и раньше, светит солнце и очевидно, что никакие жуткие катаклизмы не спешат случиться. И самое приятное — никто меня не хватает, никуда не тащит, нигде не запирает. Очевидно, и бежать никуда не надо, потому что братья под контролем, и моё убийство — это последнее, что их волнует прямо сейчас. Рамзин из тирана превратился в милашку… ну, почти. Если это и временное, то по крайней мере есть, с чем работать. Ну, выглядел этот амебный паразит отвратно, но лично мне, вроде, ничем не угрожал. Скорее всего малыш так бурно на него среагировал из-за общей обстановки опасности в тот момент. По мне, в мире полно людей, которые и без всяких паразитов по натуре своей гораздо более мерзкие создания, но это же не повод брать огнемет и выжигать их к черту, как бы заманчиво это порой ни казалось. Так что… так ли уж плохи мои перспективы в новых обстоятельствах, если отбросить эту всю высокопарную фигню про гибель Ордена? Кто, собственно, пострадал от того, что он прекратил свое существование? Точно не я. Да и вокруг, вроде, все по-прежнему. Разве мир с Орденом был Эдемом, а без него моментально обратился в ад кромешный? Братья страдают от контроля паразитов? Но по мне, они не были хорошими людьми, и, вернись все, как раньше, кто сказал, что первым делом у них не появится желание опять прикончить меня? Да, Антон произнес прочувствованную речь о том, как ошибался, и Роман его поддержал, но кто помешает ему изменить направление на 180 градусов, как только опасность минует? Ведь для меня уже стало более чем очевидно — для достижения собственных целей они не стесняются в средствах, не озадачиваются общечеловеческой моралью и считают любые жертвы приемлемым сопутствующим ущербом. Сможет ли тогда Рамзин в одиночку противостоять им всем и обеспечить нам безопасность? Хочу ли я пробовать вернуть все, как было, учитывая вполне реальную возможность превращения меня опять в живую мишень для толпы мужиков с мистическими допопциями? Нужны ли мне эти лишние заморочки, если сам факт построения отношений с Игорем с последующим появлением нашего ребенка представлялся чрезвычайно сложной задачей, чтобы еще и заморачиваться на чужие проблемы? Эгоистично? Но, черт возьми, я ни разу не говорила, что хочу быть героиней, Светочем и бросаться каждый раз исправлять за другими их косяки. Пусть световыми мечами истины машут те, у кого своих запар не хватает. А у меня их и так выше крыши.

— Все будет хорошо. Будем просто жить, — наконец, произнес Игорь спокойно, но я уловила прежние властные нотки. Так, словно он не заверял меня в этом, а отдавал распоряжение так тому и быть. Ох Рамзин, Рамзин. По щучьему велению, по драконьему хотению…

— Ты уверен, что нам ничего не угрожает? — шевельнулась я, делая новую попытку встретиться с ним взглядом. Снова неудачную.

— Пока ты рядом со мной, я не позволю ничему случиться с тобой, — Рамзин притиснул к себе, а потом неожиданно отстранил. — Но ты должна мне сказать, что задумали Глава и Роман, чтобы я смог окончательно обезопасить нас и наше будущее.

Так, ну и ладно. Очевидно, игра в шпионов отменяется. Хотя чему я удивляюсь, находясь рядом с существами, которые могу заставить с легкостью кого угодно отвечать на вопросы и сделать все, что им нужно? Все никак не привыкну, что мыслить нужно совершенно по-другому. Слава этой их вечности, что хоть собственные мысли пока остаются только моими. Но все же слух неприятно резануло, что Игорь не назвал