14 и № 15, учебное судно «Верный», яхта «Зарница». Старшим на Неве была назначена «Аврора», орудия которой взяли под прицел Зимний дворец. Высаженный на набережную отряд авроровцев и матросов 2-го Балтийского флотского экипажа быстро очистил Николаевский мост и прилегающий район от юнкеров. Затем матросы заняли и Дворцовый мост. Впоследствии А.Ф. Керенский по этому поводу писал: «Дворцовый мост (под окнами моих комнат) занят пикетами матросов-большевиков».

Подошел к устью Невы и устаревший линкор «Заря свободы» (бывший «Император Александр II»), который занял позицию в устье Невы у Морского канала. При этом старый линкор не имел собственного хода, и его тащили четыре буксира. Комиссар корабля матрос-большевик И.Н. Колбин с десантным отрядом занял станцию Лигово. Позиция линкора позволяла держать под обстрелом весь лиговский железнодорожный узел на случай переброски верных правительству войск.

Из воспоминаний Н. Измайлова: «Вся ночь с 24 на 25 октября 1917 года прошла в самой напряженной боевой работе по сбору и организации всех ранее созданных и вооруженных матросских отрядов и боевых взводов от кораблей и частей Балтийского флота. Одновременно спешно формировались специальные эшелоны для отправки моряков из Гельсингфорса в Петроград.

До сих пор помню текст посланного 24 октября телеграфного распоряжения Центробалта кораблям и частям, расположенным в Петрограде: “Крейсеру «Аврора», заградителю «Амур», 2-му Балтийскому и Гвардейскому экипажам и команде острова Эзель всецело подчиняться распоряжениям Революционного комитета Петроградского Совета”».

***

Упомянутый уже выше нами матрос И.Н. Колбин сумел в те дни отличиться еще раз. Несмотря на саботаж железнодорожных служащих Николаевского вокзала, он смог быстро отправить эшелон вооруженных матросов на поддержку начавшегося восстания в Москве. В пути группа матросов, возглавляемая большевиком матросом Н.А. Ховриным, левым эсером матросом Э.А. Бергом и анархистом матросом А.Г. Железняковым, захватила знаменитый бронепоезд «Хунгуз», следовавший с румынского фронта на помощь юнкерам. Дело в том, что В.И. Ленин помимо участия в востании в Петрограде попросил у Центробалта помощи и революционерам Москвы «творческими организующими революционными силами из Петрограда, именно матросским элементом» (по словам Ф.Ф. Раскольникова). Центробалт, разумеется, на эту просьбу откликнулся.

Однако отряд матросов в 500 человек прибыл в Москву уже к концу боев, оказав определенную помощь восставшим в подавлении последних очагов сопротивления и в установлении революционного порядка на улицах Москвы.

Из воспоминаний матроса-большевика Н.А. Ховрина о действиях матросов-балтийцев в революционной Москве: «Прибыв на место, отряд разместился в освобожденных для нас комнатах и стал ожидать приказаний. Сопротивление врагов в Москве было полностью сломлено. Юнкеров разоружили, часть арестовали, некоторых отпустили домой. Все же Московский ревком нашел дело и для нас. Он решил использовать балтийцев для поисков подпольных складов оружия, созданных контрреволюционными офицерами, и для борьбы с бандитами, которых порядком развелось в ту смутную пору. Царской полиции уже не существовало, а милиция еще только зарождалась. В такой обстановке уголовники чувствовали себя вольготно. Они терроризировали целые кварталы. Банды действовали дерзко и были хорошо вооружены. Несколько дней подряд наши матросы, разбившись на группы, проводили облавы, прочесывали рынки, обыскивали ночлежки. Мы ловили уголовников в кабаках, громили подпольные игорные дома, врывались в бандитские притоны. Вся эта блатная шваль, почти всегда пьяная, яростно сопротивлялась. Они пускали в ход ножи, пистолеты и даже гранаты. Некоторые наши товарищи погибли от бандитских рук. Но и мы не давали им пощады. Бандитов, захваченных с оружием в руках, расстреливали на месте. Когда среди уголовников распространился слух о том, что матросы круто расправляются с теми, кто оказывает им вооруженное сопротивление, мы стали замечать, что при очередных наших налетах бандиты ведут себя гораздо покладистее, сдаются, не прибегая к оружию. В короткий срок нам удалось заметно утихомирить уголовников. Но, честно говоря, матросов не очень устраивала их новая роль».

Если верить Н.А. Ховрину, то матросы его отряда были использованы в Москв в качестве карателей. При этом, разумеется, действовали они, в первую очередь, не против уголовников, а против контрреволюционеров и всех, кого матросы считали своими врагами.

Судя по воспоминаниям, действовали матросы предельно жестоко, и расстрелы предпочитали всякой иной воспитательной работе. При этом часть матросов явно тяготилась своими карательными обязанностями. Затем матросы «московского эшелона» отбыли на юг для подавления контрреволюции на Дону...

***

Что же касается помощи, которую ждал А.Ф. Керенский, — то полки с фронта отказывались идти на Петроград или, не доходя до города, объявляли о верности ВРК. На рассвете министр-председатель обратился к стоявшим в столице казачьим частям. Те поинтересовались — подойдет ли пехота? Узнав, что пехоты не предвидится, заявили, что не намерены «выступать в одиночку и служить живыми мишенями». В 11 утра 25 октября Керенский на автомашине, одолженной в американском посольстве, умчался куда-то в юго-западном направлении — искать верные войска...

Что касается переодевания в женское платье, то это, конечно, поэтическое преувеличение, — но переодевание все-таки было. Сам он вспоминал позднее: «Мне было предложено переодеться в матросский бушлат, бескозырку, надеть шоферские очки. Бушлат оказался коротким, слишком маленькая бескозырка едва держалась на макушке. Я считал подобный маскарад нелепым, опасным, но делать было нечего. У меня оказалось несколько минут».

Вообще, факт попытки переодевания Керенского именно в матросскую форму весьма показателен. Думаю, что данный вариант маскировки Керенскому был предложен не случайно. Почему? Да потому, что именно в матросской форме тогда можно было легче всего затеряться, кроме этого революционного матроса по определению не мог остановить практически никто, ибо был тогда революционный матрос сам всем голова. Таким образом, при переодевании в матросскую форму Керенский был наиболее обезопасен от случайных эксцессов. Помощники Керенского, казалось, предусмотрели все: и форму заранее припасли, и шефа уговорили. Да вот незадача — размерчик бескозырки не подошел. А без бескозырки какой же из Керенского матрос!

Это случилось в Гатчине, которая к тому времени уже была в руках революционных солдат и матросов. И Керенский с небольшой свитой остался запертым в гатчинском дворце. «Даже угроза неотвратимой опасности, — как писал он спустя десять лет, — не заставила нас сплотиться... Казаки непрестанно злились на офицеров, обрекающих их на неизбежную гибель; офицеры под злобным натиском симпатизировавших большевикам солдат и собственных казаков .. .задумывались, какой ценой придется заплатить за спасение собственной жизни, если большевики возьмут Гатчину. Казаки искренне верили, что их предали, видя задержку с прибытием подкрепления. Офицеры не видели необходимости скрывать ненависть ко мне, чувствуя, что я уже не в состоянии уберечь их от озлобленного народа».

В Гатчину прибыли матросы-парламентеры. Они потребовали выдачи Керенского без всяких условий. Казаки и офицеры, охранявшие Керенского, подумав, согласились. Вот тогда-то и