Как оказалось, поэт этот отличался вздорным характером и изрядным вольнодумством, подобно самому менестрелю, изрядно постранствовав по свету, не в силах ужиться с большинством из власть имущих. Судя по стихам, он любил женщин, пирушки и драки, терпеть не мог ханжества и лицемерия. Высмеивал святош и тех дворян, что пытались скрыть пороки под маской благочестия. Свои едкие мысли он облекал в точные и злые четверостишия, из которых впоследствии и была собрана книга, угодившая в руки альт Грегора.

Но появилась она уже после смерти Дар-Шенна, которую он принял в забытом Вседержителем и людьми рыбацком поселке на побережье Тер-Вериза при весьма странных обстоятельствах в возрасте сорока восьми лет.

Само собой, все эти подробности менестрель узнал со слов Дар-Виллы и даже ощутил легкий укол зависти. Из всех двенадцати держав остался, пожалуй, лишь дикарский Райхем, в котором читать и писать не учили ни знать, ни простолюдинов, где поэта не преследовали бы за те или иные прегрешения. К примеру, на родных Браккарских островах он оскорбил влиятельного придворного, канцлера Гир-Данна из Дома Красного Кита метким сонетом и вынужден был спасаться от наемных убийц. В Эр-Трагере соблазнил великую княгиню и чудом спасся в трюме купеческого корабля, скрываясь под кипами шерсти. В Унсале примкнул к восстанию против прапрадеда нынешнего короля Ронжара, попал в плен и не угодил на кол лишь потому, что перекрасил светлые волосы и кожу соком недозрелых орехов. Его приняли за райхемца и отправили на лесоповал, где он полгода успешно прикидывался глухонемым дурачком, а потом сбежал в дикие дебри предгорий Карроса и прибился там к звероловам.

Он дрался на дуэлях. Он перечил правителям. Пил и не платил за вино. Брал в долг и не отдавал. Обещал жениться и обманывал… Зато он никого не предавал, поскольку никому не приносил вассальной присяги. Мог отдать все до последнего медяка тому, кто, по его мнению, нуждался больше. Получил несколько шрамов, ввязываясь в драки на стороне слабейшей партии.

Немудрено, что Дар-Шенн Злой Язык прожил всего четыре дюжины лет.

Он придумал новую форму стихосложения, позволяющую облекать мысли в легко запоминающиеся четверостишия, когда гостил у князя Айа-Багаана. В них рифмовались первая, вторая и последняя строки. Третья, при соблюдении стихотворного размера, выпадала, называясь еще «холостой» рифмой. Ну, вот например:

Кто смутил, ненаглядная, ясный твой взор?

Почему сквозь ресницы сочится укор?

Если я той обиды виновник невольный,

То меня, недостойного, да постигнет позор.

Эти строчки Дар-Шенн, по всей видимости, посвятил какой-то красотке с Айа-Багаана, почему-то думалось Лансу. А вот другое его четверостишие больно ранило сердце менестреля, и без того уже настрадавшееся вволю.

Бывает, станут и друзья врагами —

Нас предают и издеваются над нами,

Но все ж не доверять друзьям позорней,

Чем быть самим обманутым друзьями.

Складывалось впечатление, что браккарец-смутьян оказался пророком. Как иначе он мог предсказать, чем закончится дружба Ланса, Коэла и Регнара, когда каждый начал видеть в поступке другого подвох? Столько лет душа в душу, столько зим – неразлейвода, и что теперь? Коэл мертв, а Регнар, скорее всего, ненавидит альт Грегора. Ведь у него явно зарождалось чувство к той служаночке, которая по воле судьбы стала теперь женой менестреля.

О своем новом положении Ланс старался много не думать. Смешно. Попробуй расскажи кому-то из старых знакомых. Те же Жерон альт Деррен или Пьетро альт Макос засмеют, пальцами тыкать будут, хоть на дуэль вызывай. Ланс альт Грегор – женатый человек. И на ком? На девице, которую видел дважды в жизни, причем последний раз в день венчания.

Менестрель вообще никогда не представлял себя женатым. Ну, не укладывалось в голове, и все тут, что можно остепениться, приносить в семью заработок, воспитывать детей, церемонно посещать родственников и соседей, раздумывать, на что потратить деньги – на новую мебель или прикупить лужок с хорошим разнотравьем за речкой? Положим, дети у него не скоро появятся. По крайней мере от Анне. Ланс, кстати, даже не сразу вспомнил, как зовут девушку, которая помогала ему «штопать» Регнара. Сразу после завершения церемонии жениха вывели из храма и отправили в крепость, а невесту, по всей видимости, отпустили восвояси.

Само собой, если бы Дом Багряной Розы играл хоть самую незначительную роль в политической жизни Аркайла или обладал хоть мало-мальски ценным имуществом, праны из Великих Домов поискали бы пользу для себя в браке альт Грегора. Но увы… Полуразрушенный замок, в котором хозяин не был уже лет тридцать. Деревенька на две дюжины дворов, где крестьяне то ли разбежались, то ли продолжают жить, едва сводя концы с концами. Точнее Ланс сказать не мог именно в силу того, что позабыл, когда в последний раз посещал обиталище предков. Немного пахотной земли… Сколько точно? Да кто его знает? Чуть-чуть пастбищ и лугов. Небольшой лесок за оврагом, где будущий властитель душ всех ценителей музыки двенадцати держав в далеком детстве гонялся за белками. Впрочем, крестьяне и земля под большим вопросом. Вряд ли соседи альт Грегоров оставили их без внимания, несмотря на глубокое уважение, которое все они испытывали к знаменитому полководцу прану Элайе, дедушке Ланса.

Следовательно, наследник Дома Багряной Розы не интересует никого.

Менестрель, конечно, был благодарен Анне за спасение, которое без преувеличения можно было назвать чудесным, но не более. И даже испытывал чувство легкой досады. Во-первых, при всей своей бедности последний глава Дома Багряной Розы мог себе позволить выбрать невесту не из черни. Даже если не хотел, но позволить-то мог! Во-вторых, он до конца еще не решил, что лучше – умереть на плахе в родном Аркайле или плыть на браккарском корабле в неизвестность? Продолжать и дальше страдать от неразделенного чувства или найти вечное упокоение в Горних Садах? Хотя насчет Горних Садов это вряд ли, справедливо поправлял сам себя Ланс. Скорее уж Преисподняя с горячими щипцами и сковородками… И в-третьих, обряд венчания, проведенный как положено, согласно всем канонам, в главном храме Аркайла, ставит самого альт Грегора в двойственное положение. Он всегда гордился тем, что никогда не флиртовал с двумя женщинами одновременно. Никогда! Да, влюблялся много раз и с такой частотой, что даже самые ветреные из его друзей качали головами. Но ведь он всякий раз именно влюблялся! Увидел, и все! Как в омут головой. И каждый раз терпел объяснения с предыдущей любовницей, выслушивал ее жалобы и упреки. Но никогда он не пытался вести игру с двумя женщинами одновременно. Теперь же все его помыслы заняты Реналлой, хотя уже вполне очевидно – быть вместе им не суждено. Ну разве что небо упадет на землю, а Браккарские острова поплывут по морю, словно легкая фелука. Но возникает вопрос: а как же быть с законной женой?

Всю жизнь Ланс презирал мужчин, которые «бегают на сторону». Может, потому до сих пор и не женился, опасаясь, что не сумеет хранить верность одной и той же? Но, как бы то ни было, сердце подсказывало ему, что вот наконец-то та самая единственная появилась и… И вышла замуж за другого. А сам менестрель оказался женат. Другой бы на его месте только обрадовался. Никаких взаимных обязательств, добивайся взаимности от предмета воздыханий и не ломай голову над банальными истинами. Но не в этом случае. За одну лишь кощунственную мысль, что в его жизни наравне с зелеными глазами Реналлы появятся еще чьи-то – пусть вынужденно, пусть нелюбимые, – Ланс готов был вонзить себе в грудь кинжал. Хорошо, что оружия у него под рукой не было. Дар-Вилла, несмотря на полное доверие на словах, старалась не оставлять его в каюте наедине с чем-либо режуще-колющим. Даже вилки не давала, шпионка браккарская!