У нее выдрали сердце, оплевали и вставили обратно.

Да только осквернённое не прижилось.

– Леа, киса. Моя девочка, – я хотел заорать, но голос выдал вот это. Голос сломался, словно я был робким подростком.

Она не шелохнулась. Вижу ее коленки…залеплены белыми пластырями, пропитанными кровью.

Что я наделал? Как я буду с этим жить? Как она будет с этим жить? Как мне вернуть ее – живую, настоящую?!

– Киса, ответь, – падаю на колени, обхватываю ее ноги. Мои губы прижимаются к ее коленкам. Сжимаю до боли. Трясусь, вместе с ней. – Поговори со мной. Скажи что-нибудь.

Я у ее ног. Смотрю на побелевшую девочку. Ее страдания не заводят меня. Новая порция боли. В висках что-то навязчиво пульсирует.

Ты не знаешь, что это такое. Но ты любишь ее. Ты умрешь за нее.

Голос демона перечит моему внутреннему голосу: Слабак. Вот-вот расплачешься, Кай Стоунэм. Видел свои глаза? ТЫ жалкий и убогий. Влюбленный мальчишка. Я хорошо поиздевался над твоей девочкой. Сделал из нее пустую куклу. Сделал то, чего ты сделать не смог. Слабак. Слабак.

Прочь из моей головы! прочь!

Я реально готов сейчас зацеловать ее пяточки. Лишь бы она вернулась. Моя девочка, пожалуйста.

Боже, чувствую себя сломанным, побитым. Еще и ревность горит. Параллельно всю хочу ее отмыть сто раз от чужих прикосновений.

Ответа нет. Но и этого мне недостаточно.

– Отвечай! – ору, встав на ноги. Обхватываю лицо кисы руками, заглядываю в голубые глаза, кошачьи очи погасли. – Киса…

Ее ресницы затрепетали.

– Привет, – тихо говорит Леа. Но почему-то меня это не радует. – Прости, я не сразу очнулась. Теперь она уже просто падает на колени. Глядит на меня сверху вниз.

Два голубых осколка неба. Глаза красивые, до боли.

Это не рабский взгляд. Но и не взгляд Леа. Это мертвый взгляд. Сломанный…вашу ж мать.

– Давай поговорим, – стараюсь собраться. Нужно оставаться спокойным. Поднимаю ее на руки, сажаю на кровать.

– Давай, – слабые огоньки жизни загораются в голубых глазах.

– Леа…скажи мне. Ответь на один вопрос. Тебе нравилось? Или ты притворялась? Я заставил, я знаю.

Я конченный. Спрашиваю такое, когда она еле жива. Но не могу не спросить. Ревность слишком сильная. Эти кадры навеки у меня перед глазами.

Никогда такого не было. Я трахал шлюх и знал, что они и не такое вытворяют с другими. Но это же Леа. Моя киса. Только моя девочка. Я у нее первый…

Голос Деймона насмехается: «Ты?! Я у нее первый».

Ненавижу.

Она вдруг вздрогнула, наконец-то, глядя на меня с испугом.

– Ты…это все-таки был ты, – девушка сходит с ума. Я сделал из нее психичку…по нам обоим психиатрическая клиника плачет. Ей нужен врач. Найму ей хорошего психиатра….найму. Как только выясню все.

– Тебе понравилось сосать у этого ублюдка? А? Что, понравилось Леа?! – сердце пропускает удар. Чувствую себя последним отморозком. Она еле дышит, а я такие вопросы задаю. Вот она, моя сущность. Но я не могу измениться. Ревность полыхает, это у меня температура.

– Да, Кай. Мне понравилось. Он был сладким, – покорно, спокойно произносит она.

Еле сдерживаюсь, чтоб не вмазать кисе. Я гребанный псих. Рука дрожит. Я сдерживаюсь, сдерживаюсь. Тело не слушается, потому что его бьет новая порция боли. Я бью себя сам. Кулаками по лицу. Поворачиваюсь, начинаю крошить стену руками и истошно орать. Бьюсь головой о стену от разрывающей на куски боли. Разворачиваюсь назад. Киса поджимает ноги, обхватывает тонкими ручками.

– Сладким. Как клубника.

– Молчи! Молчи, от греха подальше!

– А я не хочу молчать, – ох, она ожила. Наконец-то.

– Ты моя! Моя, слышишь! Моя! – ору я, наклоняясь к ее лицу. наши губы в двух сантиметрах друг от друга, она дрожит, как озябшая пташка.

– да, кай, мне нравился его член. нравился. Нравился! – кричит в ответ Леа и бьет меня по щеке.

Ожила. Ударила меня. Моя девочка. Боль от ее удара другая – сладкая. Истинный садомазохист.

Я был бы не я, если бы меня это не возбудило…боль и возбуждение – смесь ядерная, опасная, сметающая на своем пути все живое.

Хочу ее ударить. Хочу убить кису за эти слова. Вместе с тем хочу зацеловать каждую родинку, каждый изгиб ее тела. Вылизать. Забрать боль. Молить о прощении, признаваться в любви, о которой ничего не знаю, пока язык не отвалится.

Вкусить аромат ее тела, запятнать своим запахом, пометить, обнять.

Но всего этого будет мало. Никаких «прости» не хватит, чтобы все исправить.

Насилие. Психологическое давление. Столько всего я сделал и даже не заметил, как.

Моя. Черт, у меня в жизни не было таких эмоций. Что это за чувства? И на хер они мне сдались?

Не любовь это. Я внушил ей желать меня, а сам привязался к девочке. Привязка сексом оказалась, на удивление, сильной. Или это я стал так слаб перед своими желаниями.

Это просто чувство собственничества, не более. Но рвет нехило.

Сердце отчаянно надеется, что она лжет. Мстит мне…моя киса не промах. Она умеет. Она научилась у меня.

Давить на самое больное.

– Моя, моя, моя, моя, моя, прос…Леа, – он кидается ко мне, после моего удара. На его лице отображены такие муки, будто я ему гвозди в сердце забиваю. Не верю. Уже ничему не верю…опять изменился. Опять тот Кай.

Ну, точно, словно братья-близнецы…голова идет кругом.

Я должна действовать по плану. Должна. Скоро будет спасение. Скоро. Они уже близко. Идут. Скоро мы будем квиты, Кай Стоунэм.

Отчаянно скулю, совершая предательство.

А он даже прости нормально не смог сказать. «Прос…» это все, на что способен ублюдок. Он лучше бы прости орал так, как кричит моя.

– Если я твоя, почему ты сказал мне, сделать это? Позволил им лапать меня? – пытаюсь быть спокойной, хладнокровной. Мне хочется рассказать ему, как я три часа чистила зубы, как плевалась, пыталась избавиться от чужого вкуса…но я не стану. Пусть ублюдок думает, что мне понравилось. Он думает, он один такой на свете?! Как бы не так.

Быть сильной так трудно. Думать так – нереально тяжело. Но я собралась. Последний рывок…перед свободой.

Кай обхватывает мои губы своими вместо ответа. Толкаю его, заглядывая в лицо. Господи, ему словно реально больно…

Словно его ломает изнутри.

Кай Стоунэм. Актер, у которого еще нет Оскара.

Нравится, Кай? Нравится, когда тебя ломают? Ты потерял меня. Навсегда потерял. Я буду сильной. Я мечтаю забыть тебя. Мечтаю быть собой, только собой, и знать, что нет никаких НАС.