– Год назад нас чуть не захватили – вот это было бы хуже. К тому же мы только выиграли «Битву за Британию». Знаешь, мне часто снились кошмары обо всем, что происходит. Например, я застрял в Лондоне и не могу к вам выбраться.

– Ах ты бедненький! Теперь я понимаю, о чем ты. – Ей стало приятно, что он делится с ней такими личными вещами, как кошмары. – Я и не знала, что у взрослых они тоже бывают.

– Малыш, у взрослых почти все то же самое. Пожалуй, заедем сперва к мистеру Крэкнеллу, а потом – в ювелирный магазин неподалеку.

Когда они подъезжали к Гастингсу, он спросил:

– А как дома? Как вообще все?

– Нормально. Кто именно тебя интересует?

– Ну… Тети, мама, например.

– У тети Рейч ужасно болит спина.

– Я знаю, – быстро откликнулся он. – Она часто говорит, что похожа на старый шезлонг, который заело. Я заставил ее ходить к одному хорошему доктору в Лондоне. Мне кажется, ей нравится работать в конторе.

– Тетя Рейч обожает быть нужной, – заметила она. – Больше, чем другие.

– Это верно. И?

– Что – и? А, остальные! Ну, мне кажется, тете Вилли скучно; ей бы хотелось выполнять какую-нибудь серьезную работу: Красного Креста и госпиталя ей мало.

– До чего ты проницательна!

– А тетя Зоуи, наоборот, вполне счастлива. Она навещает двоих раненых в госпитале: читает им, пишет за них письма – ну, всякое такое. И конечно же, обожает Джульетту.

Хью улыбнулся нежной улыбкой, предназначавшейся обычно младенцам.

– Разумеется.

Помолчав, он спросил:

– А как мама, на твой взгляд?

Полли задумалась.

– Даже не знаю… Мне кажется, она не очень хорошо себя чувствует. Ей понравилась поездка, но после нее она выглядела еще усталее, а по возвращении два дня провела в постели.

– Правда?

– Только ей не говори, что я тебе рассказала! Она не хотела, чтоб ты знал.

– Не скажу.

– Я так переживала, когда ей пришлось делать операцию. Но все закончилось хорошо, правда же?

– Да, конечно! – с горячностью подтвердил он. – Просто иногда люди долго восстанавливаются. Ну вот мы и приехали! Гастингс, мы идем!

В лавке мистера Крэкнелла было довольно темно, и все вокруг казалось пыльным, зато полно интересных вещей. В первую очередь мебель: папа купил два стула с пшеничными колосками, вырезанными на спинках.

– Не смог устоять, – оправдывался он.

А еще там были большие деревянные шкатулки и шкафчики, инкрустированные перламутром или медью. Внутри висели шторки из атласа или бархата насыщенных пурпурных или синих тонов, на полочках – стеклянные бутылочки и горшочки с серебряными крышками. Швейные машинки с крошечными шпульками – снова из перламутра – с намотанными шелковыми нитями. На верхней полке пара стальных ножниц, наборы иголок, заостренный инструмент для протыкания дырок; потайной ящичек в нижней части открывается, если нажать на кнопку. Как зачарованная, Полли разглядывала каждую деталь, прикидывая, какая больше нравится. Одна из коробочек, палисандрового дерева, оказалась маленькой письменной доской.

– Для путешествий, – пояснил отец. – Леди брали их с собой, нанося визиты.

Внутри располагалась наклонная панель, обтянутая темно-зеленой кожей, под ней – место для хранения бумаг.

– Клэри бы понравилось, – сказала она. – Пап, как ты думаешь, хватит двадцати пяти шиллингов? У меня больше нету.

Ей казалось, что это приличная сумма, хотя она понимала, что для взрослого шиллинги – сущая мелочь.

– А мы спросим. Иди-ка сюда, взгляни.

Он показал ей маленький восьмиугольный столик с элегантной подставкой для ног. Треугольники на верхней панели причудливо складывались в цветочный узор. Отец что-то нажал, и крышка открылась, обнажив конусообразные внутренности, оклеенные бумагой с миниатюрными букетиками роз – похоже на обои для кукольного домика, подумала она. Из задней комнаты вышел мистер Крэкнелл, держа в руках плоский восьмиугольный поднос, оклеенный той же бумагой, но с отделениями.

– Я чинил поддон, – сказал он, аккуратно приделывая его к верхушке конуса.

– Это швейная машинка, начало девятнадцатого века, не очень старая. Ну, Полли, из чего она сделана? Посмотрим, как ты разбираешься в дереве.

– Орех?

– Верно! – воскликнул мистер Крэкнелл. Это был сутулый старик в очках, седина в полумраке отливала зеленью. – Отличный шпон, уложен плотненько, – добавил он, проведя кривым пальцем по поверхности.

– Как думаешь, маме понравится?

Машинка годилась лишь для небольших вещей: в нижней части маловато места для крупной одежды, вроде зимнего комбинезончика, который мама шила для Уиллса.

– Может быть, – неуверенно сказала она и сразу заметила, как отец слегка помрачнел.

– Что ж, поищем еще, – сказал он.

Мистер Крэкнелл, неплохо изучивший Казалетов благодаря их многочисленным визитам, предложил взглянуть на старинный комод.

– Раз вам так нравится орех. И ручки оригинальные сохранились.

В лавке было столько вещей и так темно, что ему пришлось подсвечивать фонариком.

Полли сразу поняла, что отцу вещь понравилась: он гладил дерево, осторожно выдвигал ящики и восхищался мастерством.

– Видишь? В то время для изготовления ящиков использовали деревянные колышки и стыковали их способом «ласточкин хвост».

В одном из ящиков на внутренней стороне обнаружились крошечные круглые дырочки.

– Червяк уже сдох, – заметил мистер Крэкнелл и постучал по ящику. Хью кивнул.

– Если бы червяк был активен, на дне остались бы опилки, – объяснил он Полли. – И сколько вы за него хотите, мистер Крэкнелл?

– Ну, я мог бы расстаться с ним за три сотни.

Хью присвистнул.

– Боюсь, это выше моих возможностей.

В результате он купил швейную машинку, и пока мистер Крэкнелл нес ее до машины, Полли попросила его уточнить цену письменной доски.

– Она тебе нужна? Будешь пользоваться?

– Я хочу подарить ее Клэри.

– Ах да, конечно, ты же говорила! Сейчас выясню.

Что-то он становится забывчивым – раньше он таким не был, подумала она.

Вскоре он вернулся.

– Нам повезло – всего двадцать пять шиллингов. Впрочем, для тебя это дороговато.

– Я знаю, но я все равно хочу ей подарить.

Когда они закончили паковать все в машину, она спросила:

– Пап, а чего ты улыбаешься?

– Я думал о том, какая у меня замечательная дочь.