Она не знала, в какой форме сказать ему об этом. Ей так хотелось, чтобы он сделал предложение руки и сердца именно ей, а не обстоятельствам. Подожду еще неделю, решила она, лежа в постели. И если между нами ничего не изменится, то я… А что дальше, она не знала. Может, ей придется убраться отсюда как побитой собаке, чтобы вдали зализывать раны.

Несмотря на бессонную ночь, войдя утром в гостиную, Бет выглядела великолепно. Она поприветствовала сеньору Лопес и послала Рафаэлю улыбку, которая перевернула его всего и пробудила всплеск желания. Это была чудовищная пытка — знать, что она рядом, сходить с ума от ее улыбки и каждого движения, знать, что стоит только протянуть руку, но.., как раз этого-то и не делать.

Он вовсе не считал себя способным на платонические чувства, поэтому, откровенно лаская глазами ее губы и грудь, готов был закричать, что берет свои слова назад, что бы он там ни наобещал, все равно еще немного — и он не выдержит.

Не прошло и нескольких часов, как обстоятельства свели их в непреодолимой ситуации.

Сеньора Лопес занималась рукоделием в салоне, Бет и Рафаэль оказались предоставленными самим себе. Он, терзаемый разного рода мыслями и сомнениями, подошел к ней и прямо спросил:

— Признайся, Англичанка, ты счастлива здесь? Бет посмотрела на него с изумлением, ее мысли были сконцентрированы на их ребенке, жившем в ее утробе, и понимании того, что рано или поздно она должна будет Рафаэлю сказать о плоде их любви.

— Я не несчастлива здесь, но… Признаюсь, что с Сан-Антонио связано так много противоречивого… Я не смогу забыть, что именно здесь был убит Натан.

Натан был темой, которую они старательно избегали. Рафаэль продолжал ревновать к нему, а Бет так и не могла объяснить свой странный брак. Но ее ответ обеспокоил его по другой причине, он уловил какие-то полутона.

— Тебе не нравится здесь, в Техасе? Она была рада, что тема слегка изменилась и легко ответила:

— Ну, почему же, многое мне здесь нравится. Например, сосновые леса. Они такие холодные и.., провоцирующие.

Этот ответ больше понравился ему, и он пошел дальше:

— Ну, а ты бы согласилась обзавестись здесь своим домом?

Рафаэль ступил на очень тонкий лед, задав такой вопрос, и если бы Бет не была так зациклена на своем будущем ребенке, она сразу же поняла бы подтекст и пошла бы в наступление, но так или иначе, суть его вопроса проскочила мимо ее внимания.

Она ответила довольно неопределенно:

— О да, я думаю, вполне. Ведь дом человека должен быть именно там, где он хочет его иметь, Они стояли у пышных кустов, и каждый ушел в свои мысли. Вдруг Бет, собрав все свое мужество, решилась на признание:

— Рафаэль, я… — И не смогла продолжить, так и не дав ему понять, о чем идет речь. Она сама собиралась с силами и давала ему время набраться мужества.

Она была особенно хороша в лунном свете, глаза были таинственного пурпурного оттенка, густые волосы выглядели как бы продолжением лунных лучей. Он собрался что-то сказать или спросить, но слова застряли в горле. Взгляд его упал на ее уста, и уже не в силах думать ни о чем, он притянул ее к себе, и его губы нашли ее, теплые и податливые.

Он знал, что целуя ее, открывает дорогу сумасшедшему порыву. Все повторялось как обычно: агрессивность губ, рук, тел. Бет отдалась его ласкам, почти грубым, но все равно желанным. Его рот атаковывал ее, она уже почти испытывала сладкую боль во всем теле, как бывало всегда. Он целовал ее губы, потом вырисовывавшиеся в низком разрезе платья груди.

Назад дороги не было: он позволил себе взять ее в объятия, а она — отдаться этим объятиям. А ведь именно он научил ее тело принимать его ласки и отравляющую сладость поцелуев, а уж их тела сумели сами найти дорогу к слиянию.

Она обняла его за шею, ее тело выгнулось, и теперь они слились в единое целое, и каждый был готов сдаться на милость другого. Они еще не сбросили одежды, но это уже не было помехой. Она ощущала твердость его тела, а он — ее мягкую податливость.

Голос сеньоры Лопес был как ушат ледяной воды. Они как бы очнулись, и Рафаэль не сразу сообразил, что было бы полезней — поблагодарить эту женщину или придушить ее.

В ответ на ее приглашение в столовую Рафаэль, оторвав губы от уст Бет, крикнул:

— Сейчас придем, сеньора Риджвей наслаждается видом залива при лунном свете.

Рафаэль молча стал поправлять платье на Бет, его пальцы скользнули по ее грудям, когда он натягивал лиф, и он проговорил низким голосом:

— Пожалуй, хорошо, что она позвала нас, потому что еще минута — и я бросил бы тебя на землю и доказал, что я не евнух, роль которого прилежно исполняю уже несколько недель.

Тело Бет еще было полно огня ожидания, поэтому она только слабо кивнула, несколько стыдливо подумав, что сеньора Лопес могла бы и подождать несколько минут, прежде чем позвать их. Сожалея, что она не использовала момент, чтобы объявить ему новость, и что сладостный момент был так безжалостно прерван. Бет направилась вслед за Рафаэлем в дом.

На следующий день Рафаэль извинился, что будет занят целый день с людьми, приехавшими из Энчантресса во главе с Ренальдо. Бет даже обрадовалась, что у нее появилось несколько часов, чтобы привести в порядок свои разбегающиеся мысли.

А день потянулся медленно, медленно. Она слонялась из комнаты в комнату, пока не уселась в удобное кресло во дворе и не стала смотреть на залитый солнцем залив.

«Я должна сегодня, как только он появится дома, все сказать ему, — убеждала она себя. — И ничего трудного в этом нет».

И опять ее занимала все та же проблема, как получить доказательства его любви к ней до, а не после! Даже теперь, несмотря на большее взаимопонимание, она не была уверена в глубине его чувств. И ее пугало, как бы после ее признания в нем вновь не проснулся ироничный, если не сказать — циничный джентльмен, которого она уже видела в Чиело.

Пока она размышляла, раздался топот лошадиных копыт и мужские голоса. Один из них показался ей голосом дона Мигуэля. Разговор шел быстро по-испански, и она не могла понять его смысла, только слышала, как оправдывалась в чем-то сеньора Лопес.

Заинтересовавшись, что там происходит, она поспешила в дом и с удивлением увидела весьма встревоженную сеньору Лопес, которая закричала почти безумно:

— О, сеньора Бет, поспешите, пожалуйста, на переднюю веранду!

Удивленная и слегка напуганная, Бет последовала за пожилой женщиной еще не слишком торопливо и пока без дрожи в коленках. Войдя в главный холл, она стала свидетельницей какой-то странной паники, охватившей дом; увидела двух служанок с испуганными лицами, которые поднимались по лестнице, за ними следовали четверо слуг с чем-то подозрительно напоминавшим ее чемоданы. Секунду она наблюдала за ними, оцепенев от удивления, а потом перевела взгляд на фасад здания.