малорослый старикашка. У его ног горбилась чья-то спина, обтянутая синим мундиром.

— И это называется — надраить до блеска? — возмущался старикашка поразительно тонким и пронзительным голосом. — Разве ты видишь в них свое отражение? Нет! Значит, давай, чисти дальше, иначе я тебя выпорю так, что ты неделю не сможешь сидеть!

— Если вы перестанете тыкать меня носком в зубы, я постараюсь сделать все в лучшем виде, — смиренно прозвучал голос Пайкрофта.

Мы посигналили клаксоном.

Пайкрофт выпрямился, отложил в сторону сапожные щетки и приветствовал нас с величавым достоинством короля, дающего аудиенцию подданным.

— Ты что, хочешь бросить меня здесь одного на целый день? — не унимался старикашка.

Пайкрофт снял его с импровизированного трона, подтолкнул, и тот заковылял, прихрамывая, в заднюю комнату лавки.

— Это все его мозоли, — пояснил Пайкрофт. — Кроме того, он еще не завтракал.

— Я тоже, — вставил я.

— Завтрак на двоих, дядюшка, — пропел вслед родственнику Пайкрофт.

— Тогда ступай и купи его, — последовал ответ, — или можете разделить один сухой паек.

Пайкрофт повернулся к Легатту, отдал ему маркетинговые указания, какие счел необходимыми, вручил пригоршню мелких монет и велел пошевеливаться.

— У моего автомобиля появились четыре новые покрышки, — внушительно начал я.

— Угу, — согласился Пайкрофт. — Появились и, должен заметить, — он похлопал машину по капоту, — что вы их честно заслужили.

— Но я хочу знать, с чего бы вдруг... — продолжал я.

— Вполне понятное желание. Вы ведь не заметили ничего необычного в газетах, верно?

— Я только что сошел на берег, а газет не держал в руках уже несколько недель.

— В таком случае, вы сможете оценить мой рассказ по достоинству.

Тут на прилавок шлепнулся пакет с кофейными зернами.

— Поджарь их! — донесся из недр лавки голос его дяди.

Пайкрофт принес кофемолку и жаровню, а я убрал деревянные ставни и продал юной леди в папильотках два пучка зелени и один мятый апельсин.

— Тошнотворное занятие на пустой желудок, вы не находите? — меланхолически заметил Пайкрофт.

— Так что там насчет моих новых шин? — напомнил я.

— Да ради бога! Но прежде всего главный вопрос. — Он вперил в меня пристальный взгляд. — Что вы проводите — военный трибунал или посмертное дознание?

— Исключительно дознание, — успокоил его я.

— В таком случае, — продолжал Пайкрофт, — нет ничего проще. В минувший четверг — ставни можете поставить вон за те корзины, — значит, в минувший четверг, когда пробило пять склянок предполуденной вахты, или, как выражаются штатские, в половине одиннадцатого утра, ваш мистер Легатт был застигнут на Вестминстерском мосту в тот момент, когда держал курс на Старую Кентскую дорогу.

— Но Саутгемптон находится совсем в другой стороне, — перебил я его.

— Тогда, очевидно, у его компаса слишком большая девиация[63]. Но как бы там ни было, мы обнаружили его именно на этой широте, когда вместе с Жюлем направлялись на вокзал Ватерлоо, чтобы воссоединиться со своими кораблями — или, точнее, эскадрами. Жюль, как и я, имел разрешение на временное отсутствие, то есть находился в законном отпуске со своего французского броненосного крейсера, что стоит на рейде в Портсмуте. Их там набралась целая компания честных и надежных унтер-офицеров, совершавших экскурсию по Лондону под предводительством судового капеллана. Жюль оторвался от своих и отправился в автономное плавание, когда я присоединился к нему вместе с несколькими шикарными дамами. Но прошу иметь в виду, что мистер Легатт от общения с дамами отказался, причем недвусмысленно.

— Рад слышать, — заметил я.

— Вполне вас понимаю. Он с самого начала повел себя как истый пуританин. «Я еду в Саутгемптон, — заявил он, когда мы стали его подкалывать, — и максимум, что могу себе позволить — так это отправиться туда через Портсмут. Но, — продолжал он, — памятуя о том, какие дьявольские приключения случаются со мной, когда мы с вами отправляемся в плавание вместе, мистер Пайкрофт, и учитывая снисходительное отношение ко мне моего нанимателя, я не считаю себя вправе брать на борт еще и такой балласт». Уверяю вас, он заботился исключительно о ваших интересах.

— А девушки?

— О, это я предоставил Жюлю. Лично я отдаю предпочтение моногамии. Так что мы загрузились в машину и развлекались чисто по-холостяцки. Но должен сказать вам, на тот случай, если он из скромности умолчал об этом, что забота мистера Легатта о ваших интересах простиралась так далеко, что он укрыл ваше авто циновками и джутовыми мешками, дабы не повредить свежую краску. Словом, машина была укутана с ног до головы, как итальянский младенец.

— Да, он очень бережно относится к ней, — согласился я.

— Как человек, не имеющий опыта воинской службы, он вел себя словно одержимый. Будь мы морпехами, наши подкованные каблуки довели бы его до апоплексического удара. Однако нам удалось успокоить его, и мы наконец-то двинулись в Портсмут. Мне нечасто доводится прибывать на корабль в шикарном авто, меховом пальто и в очках. Как и Жюлю, впрочем.

— Жюль что-нибудь говорил? — поинтересовался я, беспорядочно вращая рукоять кофемолки.

— Мне было искренне жаль бедолагу. Он совершенно не владел языком. Ему пришлось ограничиться лишь пожатиями плеч, вздохами да бесконечными: «Мой Бог!» Французы вообще крайне скудно оснащены выпускными клапанами. А потом наш мистер Легатт сел за руль и поехал. И как поехал!

— Он пребывал в покладистом настроении?

— Только не он, нет! Мы с самого начала отдавали себе отчет в важности его миссии. Так что у него была возможность лишь слегка смочить губы. После этого мы уснули; а теперь позавтракаем.

Мы вошли в заднюю комнату, где все было уже готово и царил образцовый порядок. Желтая канарейка приветствовала нас пронзительной трелью. К копченой селедке дядюшка добавил жареные колбаски и гренки с маслом. Кофе, осаженный рыбьей кожей, стал для меня истинным откровением.

Легатт, который, похоже, знал здесь все ходы и выходы, загнал автомобиль в крошечный задний дворик, где его сверкающий зад загородил нам вид из окон. Пока мы ели, он присматривал за лавкой. Пайкрофт передал ему его