своих сыновей — без какой-либо излишней строгости[791], но посредством заботливой предусмотрительности и увещеваний, «в большей степени на основе авторитета, чем силы». Наконец, что до служащих и слуг, их он также подбирает и обращается с ними в согласии с такими принципами, что они служат с охотой и сохраняют верность дому.

Необходимо подчеркнуть еще одну характерную особенность, раскрытие которой никоим образом не является специальной задачей рассматриваемой книжечки, однако затрагивается здесь с особым воодушевлением: это любовь образованного итальянца к сельской жизни. В те времена на Севере знать обитала в горных замках, а наиболее видные монашеские ордена — в своих наглухо закрытых монастырях. Но богатейшие горожане круглый год проживали в городе. В то же время в Италии, по крайней мере это относится к округе некоторых городов[792], была отчасти в большей степени обеспечена политическая и полицейская безопасность, отчасти же стремление к пребыванию вне городских стен было столь велико, что итальянцы мирились с возможными потерями в случае войны. Так возникло сельское жилище обеспеченного горожанина, вилла. В ней вновь оживает драгоценное наследие древнего Рима, как только преуспеяние и образованность достигают в народе достаточного уровня.

Наш автор находит на своей вилле счастье и покой; впрочем, на этот счет лучше всего было бы выслушать его самого (р. 88). Если рассматривать дело с чисто хозяйственной стороны, одно и то же поместье должно по возможности производить все: зерно, вино, масло, иметь пастбища и леса (р. 84); такие поместья ценятся чрезвычайно дорого, потому что, купив его, впоследствии больше ничего не нужно покупать на рынке. Однако высшее наслаждение чувствуется во введении к этому предмету. «Вокруг Флоренции в прозрачном как хрусталь воздухе сосредоточено много вилл. Они располагаются на фоне радостного ландшафта, из них открываются великолепные виды; тут редки облака, нет никаких вредоносных ветров. Все здесь хорошо, в том числе и чистая, здоровая вода. А что до построек, то многие своей роскошью и великолепием напоминают княжеские дворцы и замки». Автор подразумевает здесь те образцовые в своем роде сельские дома, большинство из которых было в 1529 г. понапрасну принесено флорентийцами в жертву интересам обороны города{450}.

В этих виллах, как и в тех, что расположены были на Бренте, в ломбардских предгорьях, у Посилиппо и Вомеро, формы общения также принимали более свободный характер, нежели в залах городских дворцов. Совместное проживание радушно приглашенных, охота и прогулки на воздухе описываются здесь и там с подлинным изяществом. Иногда сельская жизнь становилась началом глубочайшей духовной работы и благороднейшего поэтического творчества.

* * *

То, что вслед за рассмотрением жизни в обществе мы переходим к описанию праздничных процессий и представлений, не следует объяснять исключительно нашим произволом. Художественное великолепие, обнаруживаемое Италией Возрождения в этой связи[793], достигалось исключительно в результате сосуществования всех сословий, что также составляет основание итальянского общества. На Севере монастыри, дворы и сословия горожан также, как и в Италии, имели собственные праздники и представления, однако там стиль и содержание были весьма различны, здесь же на, основе всеобщего образования и искусства, они развились до общей для всех высоты. Декоративная архитектура, оказывавшая помощь этим празднествам, заслуживает того, чтобы ей была посвящена специальная страница в истории искусств, пускай даже нам она представляется исключительно в виде фантастического образа, который приходится составлять на основе описаний. Здесь же мы занимаемся самим праздником как возвышенным моментом народного бытия, когда религиозные, нравственные и поэтические идеалы народа обретают зримый облик. Итальянские праздники в своей высшей форме — это есть подлинный переход от жизни к искусству.

Изначально двумя главными формами праздничного представления, как и повсюду в Западной Европе, были мистерия, т.е. драматизированная священная история или легенда, и процессия, т. е. пышное шествие, устраиваемое по случаю какого-либо связанного с церковью события.

Постановка мистерий осуществлялась в Италии сравнительно с другими странами чаще и в гораздо более роскошной, но также и более благородной форме, вследствие одновременного развития изобразительного искусства и поэзии. В отличие от остальных европейских стран здесь из мистерии сначала выделился фарс, а потом вообще вся светская драма, но уже рано происходит и обособление рассчитанной на создание красивого и пышного зрелища пантомимы с пением и балетом.

Из процессии в итальянских городах, расположенных на равнинах, с их широкими[794], хорошо вымощенными улицами развился trionfo, т. е. костюмированная процессия как на повозках, так и пешком, что первоначально имело в большей степени духовный, а впоследствии — мирской характер. Процессия по случаю праздника Тела Христова и карнавальное шествие имели один общий роскошный стиль, к которому примыкали и выезды государя. Прочие народы также подчас требовали в подобных случаях весьма обширных затрат, однако в Италии выработался способ их в полном смысле художественной подачи, который организовывал и оснащал процессию как осмысленное целое.

В наши дни от этого остались лишь жалкие остатки. И церковные процессии, и выезды правителей почти полностью лишились элемента драматического костюмированного представления, как из опасения насмешек, так и потому, что образованные классы, некогда посвящавшие этому все свои силы, по разным причинам более не испытывают от этого никакой радости. Да и на карнавалах мы не видим теперь больших процессий в масках. То же, что еще сохраняется, как, например, некоторые духовные маски во время шествий братств, даже сам пышный праздник св. Розалии в Палермо, с полной отчетливостью обнаруживает, насколько далеко от этого ушла высокая образованность.

Праздники достигают своего полного расцвета лишь после того, как современность одержала в XV в. решительную победу[795], однако и в этом отношении Флоренция идет впереди всей Италии. Во всяком случае здесь уже очень рано существовало распределение обязанностей между городскими кварталами в подготовке общественных постановок, которые предполагали очень большие затраты в художественном отношении. Взять, например, то изображение ада на подмостках и барке, стоявшей на Арно 1 мая 1304 г., когда под зрителями провалился мост Алла Караджа[796]. Равным образом и тот факт, что впоследствии флорентийцы могли разъезжать по остальной Италии в качестве устроителей праздников, festaiuoli[797], доказывает высокую степень совершенства, достигнутую ими ранее у себя в городе.

Если мы попытаемся выделить наиболее существенные преимущества празднеств в Италии перед теми, что имели место за ее пределами, то прежде всего привлекает внимание способность развитого индивидуума изобразить нечто индивидуальное, т.е. способность придумать и носить целостную маску, а также соответственно ей действовать. При этом художники и скульпторы оказывали помощь далеко не в одном украшении места, но и снаряжали соответствующим образом участников, снабжали