Оставшиеся три скважины добуривали без Саши: воспалением легких он, к счастью, не заболел, но грипп все же схлопотал. Семь суток провалялся на койке в общежитии, глотая аспирин и антибиотики.

Отобранные Сашей образцы керна Петр Михайлович отправил с Самсоновым в Иркутск — в лабораторию. Ответ довелось ждать недолго. Ровно через семь дней пришла бандероль с бланками анализов.

— Надо, Володя, добавить десять скважин. Для защиты будущего разреза от озерных вод, — сделал вывод Петр Михайлович и положил перед сыном листок с расчетами.

Владимир не возражал. Вот тебе еще одна ошибка! Как дорого она могла обойтись!

— Спасибо, отец.

Странные отношения сложились у Владимира с приехавшим недавно Васей Самсоновым. Виделись они утром, за завтраком в столовой, и вечером, когда возвращались с работы в общежитие. Здоровались и, чувствуя неловкость, спешили разойтись в разные стороны. Владимир хорошо помнил тот давнишний разговор с отцом в Киеве, когда Петр Михайлович прямо заявил ему: «Вася Самсонов и Света Оверкина не хотят с тобой работать. Подумай!» Владимир тогда долго терялся в догадках: чем же он их обидел? Он никогда не говорил ничего плохого об этих людях. Наоборот, хвалил. Дельные ребята. Разве что сеточный электродвигатель не успели еще хорошо освоить. Но ведь это дело наживное. Он так и заявил отцу. От чего же тогда их обида?..

И однажды Владимир не удержался — остановил Самсонова на улице. Крутила метель, они смотрели друг на друга, морщась от снега и ветра, прислонив ко лбу козырьком ладонь.

— Скажи, в чем я перед вами виноват? Не могу понять.

— Я... то есть мы... В общем, я давно хочу... спросить у тебя... — начал Самсонов.

— О чем? — смотрит ему прямо в глаза Владимир.

— Ты говорил Бокову, что тебе... тебе неинтересно работать со мной и Оверкиной?.. Оверкина, дескать, выскочка, а я — несостоявшийся гений?

Ага! Вот, значит, где собака зарыта. Запустил ежа под череп Игорь Николаевич. Уже и нет его, а дела живут...

— Нет, Вася, я этого никогда не говорил.

Самсонов облегченно вздохнул, застенчиво улыбнулся:

— Мы с Оверкиной тоже пришли к такому выводу. Пусть поздно, но все-таки пришли... Что ж, кто старое помянет...

Спать в тот вечер Владимир лег поздно.

Под утро ему приснился сон. Будто он и Аня катаются на лыжах. Вокруг — ослепительно белый снег и красные лиственницы. Они очень высокие и пышные, эти красные лиственницы. Качают широкими ветвями, шелестят на ветру. Лиственниц много... Вся тайга из таких вот лиственниц. Они несутся на тебя прозрачной красной стеной, мелькают перед глазами... «Быстрее, Володечка! Быстрее!..» Сипит ветер в ушах, забивает дыхание колкий мороз...

Аня стремительно скользит на лыжах. Улыбается, хохочет. Весело поглядывает на Владимира. На крутом склоне она падает, он не успевает ее подхватить, лишь тянет вслед руки...

Проснулся он как всегда в шесть утра. Но вставать против обыкновения не спешил: долго еще лежал с закрытыми глазами — вспоминал сон.

Зима выдалась вьюжная, суровая.

Так прошел февраль, март... А в середине апреля солнце засияло шибче, разлилось окрест щедрым половодьем. Унялся северный ветер, небо стало голубым.

Вместе с весной появились и приятные для Кравчуков новости. Во-первых, был восстановлен на прежней должности Михаил Потапович Сидоров. Во-вторых, Аня сообщала в письме, что ей немного легче. Она по-прежнему в больнице, но уже самостоятельно выходит на улицу, гуляет. Это, конечно, не значит, что болезнь отступила, но сдвиги в лучшую сторону — налицо. Если и дальше так пойдет, то профессор Назаров обещает выписать ее летом.

Ну и в третьих — в Кедровск приехала из Москвы Государственная экспертная комиссия. В состав комиссии входило десять человек — представители министерства, Госстроя, Госплана, Государственного комитета по науке и технике, Комитета народного контроля СССР и комбината «Сибирьуголь». Возглавлял ее заслуженный деятель науки и техники РСФСР, лауреат Государственных премий профессор Никита Семенович Новиков. Юрий Борисович Романов тоже входил в состав комиссии, представляя (вместе с экономистом Капитоновым) Комитет народного контроля.

В задачу этой десятки входило проверить, насколько реальны предложения горняков о переустройстве разреза на Северном участке и увеличении его производительной мощности более чем в два раза. Кроме того, необходимо было на месте разобраться и сделать окончательный вывод о проекте Владимира Кравчука.

И замельтешили, побежали дни. Владимир напряженно ждал решения комиссии. Думал о том, что ждет его в будущем...

Комиссия работала две недели. Ее члены, сняв модные дубленки, облачились в кожухи, валенки (несмотря на весну, было еще довольно холодно) и днями пропадали на Северном и Южном участках. Скрупулезно, как сыщики, осматривали предохранительные бермы и рабочие площадки уступов, спускались в сопровождении Сидорова и Владимира Кравчука в дренажные шахты и штреки, беседовали с горняками, трактористами, шоферами. Особенно долго члены комиссии пробыли на Южном участке — у двух водопонижающих скважин...

Владимир цепко, со смешанным чувством интереса и тревоги присматривался к членам комиссии. Он не знал никого из этих людей, за исключением разве что Романова, не ведал, о чем они думают. Временами он испытывал острую робость — точь-в-точь как когда-то в школе, у доски, перед строгим учителем физики... Торопливо и сбивчиво, не в лад задаваемым вопросам, он давал пояснения Новикову, представителю министерства Длугашу, главному эксперту Госстроя Шмелеву. Голос истончался, хрипел. Не его голос... И тогда приходил на помощь Сидоров. Весело подмигнув Владимиру, он с олимпийским спокойствием продолжал его мысль. Будто и не волновался совсем. Вот же, гвардеец! Как окунь в воде!

В конце концов унял дрожь и Владимир: что он, хуже Михаила Потаповича? Держаться надо с достоинством.

В понедельник все члены комиссии собрались в кабинете Сидорова. Приглашены туда были и Владимир с Петром Михайловичем.

Первым устроили экзамен Сидорову. За счет чего тот увеличит производительность труда? Где будут размещаться терриконы и сверхмощные экскаваторы Новокраматорского завода? Думает ли начальник разреза строить новый клуб, баню, стадион?..

«Да, копают они глубоко, не то что я. Обсасывают все до мелочей. Впрочем, мелочей в таком деле нет. Все важно, все нужно», — думал со спокойной завистью Владимир.

Михаил Потапович держался молодцом. Отвечал спокойно, толково. Как хорошо знающий себе цену человек. Петр Михайлович отметил мысленно, что у Сидорова снова прорезалась былая уверенность.

А потом посыпались, как из рога изобилия, вопросы к Владимиру...

Поднялся Назар Платонович Длугаш. Раскрыл крохотную, как спичечный коробок, записную книжечку.

— Борьба за сохранение в почве воды — это, конечно, важно, похвально. Вода — штука весьма нужная,