С небольшим запозданием я все же поняла, что, коснувшись личности Рейна, мы завели нашу беседу в тупик, и посему решила сменить тему разговора:

— Но у вас есть какие-нибудь обоснованные предположения относительно характера надвигающегося бедствия?

— Слишком расплывчатые, — с готовностью ответил лугару. — Боюсь, нас ждет катастрофа поистине вселенского масштаба, и ни одна сила в мире уже не сможет ее предотвратить!

— Почему? — полюбопытствовала я.

— Посуди сама, — начал отгибать пальцы Калеб. — В сентябре две тысячи пятого года тропический ураган с красивым женским именем Катрина стер с лица Земли цветущий американский город Южный Орлеан. Европа пережила небывалые наводнения и зной, а в две тысячи седьмом — самую теплую за всю свою историю зиму. Во всех странах за последние пятнадцать лет общее количество катаклизмов и неблагоприятных природных явлений возросло втрое. Что происходит с нашей планетой? Я полагаю — грядет наш последний день!

— Да, факты — вещь упрямая, с ними не поспоришь, — согласилась я. — Но, — тут я скорчила грозную физиономию, — ты вот никогда не задумывался: почему все иностранцы, что-либо перечисляя, отгибают пальцы наружу, а мы, русские, загибаем их внутрь, к ладони?

Лицо Калеба недоуменно вытянулось. То ли до него просто не доходила моя логика, то ли, не поняв примененной мною ассоциативной цепочки, он посчитал меня слабоумной дурочкой…

— Нет, — наконец выдавил он, — не задумывался…

— А все потому, что, исчерпав доводы и сжав руку в кулак, мы всегда оставляем за собой последнюю возможность засандалить энтим комплектом, составленным из пяти полновесных аргументов, в морду тугодуму-врагу! — победно выпалила я.

Калеб запрокинул голову и весело расхохотался.

— Порази меня стрела Аримана, — отсмеявшись и утирая навернувшиеся на глаза слезы, ругнулся он, — твоя смелость и оптимизм произвели на меня неизгладимое впечатление. Тебя не так-то легко запугать, девочка моя! Мы живем в этом мире так давно, что уже разучились испытывать бурные эмоции и покрылись коркой равнодушия. Но ты, — он смотрел на меня с восторгом, — так молода и энергична, что, наверное, способна совершить многое, не доступное никому из нас. К тому же ты остроумна и находчива. Если хочешь, чтобы твои слова расслышали, — говори громко. Если хочешь, чтобы тебя слушали, — говори по делу, чтобы понимали — говори просто, чтобы уважали — говори честно, чтобы не забывали — говори умно. А если хочешь добиться всего этого сразу — говори смешно! Да благословит тебя судьба, девочка моя! — Он растроганно поцеловал меня в лоб. — Теперь я уверовал в твою удачливость! Прими это, — он протянул мне тонкую черную папку, — здесь хранятся документы, собранные твоим дедом. Возможно, они тебе пригодятся.

Я приняла дорогой подарок и только собиралась произнести слова благодарности, как вдруг до моего слуха донесся торопливый топот чьих-то подбитых железными подковками сапог, эхом разлетающийся под сводами просторного храма.

Калеб тоже услышал эти звуки и напрягся.

— Кто посмел нарушить наше уединение? — гневно начал он, но не успел договорить.

В Святилище ворвался растрепанный, тяжело дышащий Дьюла.

— Бегите, спасайтесь! — закричал он, обращаясь к нам. — Они — приближаются!..

Одним резким движением руки Дьюла мгновенно оттолкнул меня к себе за спину, и теперь мне приходилось привставать на цыпочки, пытаясь из-за его широкого плеча разглядеть происходящее в храме. Прижимая к груди черную папку с собранными дедом документами, я шокировано косилась на лица обоих лугару, страшно исказившиеся и принявшие вид настоящих звериных морд. Прекрасные черты молодого Дьюлы нереально вытянулись и покрылись серебристой шерстью, оскаленные клыки — каждый с мой палец размером — угрожающе щелкнули. Худые скулы Калеба выпятились и заострились, буквально у меня на глазах обрастая бурой щетиной матерого волка. Люди, еще минуту назад стоящие рядом со мной, исчезли, превратившись в могучих зверей. Но при этом когтистая рука Дьюлы продолжала по-прежнему крепко сжимать обнаженный меч, ничуть не утратив ни прежней человеческой гибкости, ни годами нарабатываемых воинских навыков. Я получила уникальную возможность наблюдать поистине невероятный симбиоз, вобравший в себя все лучшее, что только могла дать природа, искусно соединившая в облике лугару человеческий разум с волчьей силой и неустрашимостью.

— Не высовывайся вперед, не рискуй своей жизнью! — требовательно прикрикнул Дьюла, притискивая меня к стене.

— А ты? — возмутилась я, безрезультатно молотя кулаками в его непоколебимые, будто скала, лопатки. — Ты готов умереть?

— Это наш священный долг — защищать чаладанью! — ответил вместо него Калеб. — Ибо мы — твои воины!

Я уже хотела выдать какую-нибудь колкость, как внезапно чуть не прикусила свой не в меру болтливый язык, увидев группу появившихся в Святилище людей…

Странную делегацию возглавлял невысокий щуплый мужчина, одетый в щегольской полушубок военного образца. Особое внимание обращали на себя его новенькие хромовые сапоги, начищенные до зеркального блеска. На нервном подвижном лице наглого гостя выделялись темные куцые усики и характерно зализанная на лоб челка, плотно прилегающая к угловатому черепу. Я не сдержала глумливой улыбки, потому что этот самовлюбленный франт весьма смахивал на портрет Адольфа Гитлера, являя собой гротескную пародию на внешность фюрера. Следом за самозваным двойником нацистского лидера шла высокая бесцветная женщина, чья легкая походка выдавала в ней опытного наемного бойца. На краткий миг наши глаза встретились, и я вздрогнула от отвращения, интуитивно поняв — этой холодной, как змея, твари неведомы милосердие и жалость, а любовь к убийствам стала неотъемлемой частью ее натуры, затмевая все прочие качества и желания. Белобрысая убийца с презрением оглядела мой макияж и спускающиеся на плечи косы, одним мимолетным взмахом ресниц давая понять, какое низкое место занимаю я в ее личном ранге о значимости личностей — практически нулевое. Сию чрезвычайно своеобразную парочку сопровождали десяток автоматчиков.

— Гутен морген, фрау Евангелина! — Двойник Гитлера чуть склонил гладко причесанную голову. — Безмерно рад нашей встрече!

— Не имею ни малейшего желания отвечать вам тем же! — довольно нелюбезно сообщила я на чистейшем немецком, высовываясь из-за плеча Дьюлы. — Вы мне не нравитесь!

— А мы и не пряники, чтобы нравиться каждой избалованной девчонке! — злобно прошипела женщина-змея.

— Вижу, у вас были очень плохие воспитатели, они не сумели вложить в вашу очаровательную головку даже элементарного понятия о хороших манерах! — раздраженно усмехнулся мужчина, монотонно постукивая себя по сапогу кончиком тонкого стека, зажатого в его обтянутой белой перчаткой руке. — Жаль, что ваши воспитатели не принадлежали к великой арийской расе! Меня радует одно — ваше безупречное берлинское произношение! Бесспорно, вы похожи на дикий цветок — колючий, но прекрасный и благоуханный!

Услышав комплимент в адрес моей внешности, белобрысая дылда бросила на меня ненавидящий, пылающий ревностью взгляд.