Зеркало показало мне ослепительный образ — округлые груди, тонкая талия, крутые бедра, плоский живот, длинные ноги. Мне стало неловко, а головная боль, которая стягивала мои виски, только усилила это чувство. Декольте в виде перевернутого пятиугольника, как те, которые мне так нравились на Эве Перон, открывало полоску кожи, которая была похожа на нарисованную и оттенялась цветом моих фиолетовых сосков. Юбка морщила, это нельзя было исправить, ткань сильно растянулась на бедрах, но, даже несмотря на это, я выглядела прекрасно.

— Хорошо, — сказала я громко, пока смотрела на себя в профиль, — это просто одежда…

Я повернулась к стене и обернулась через плечо, чтобы рассмотреть себя сзади. — Ничего больше, просто несколько кусков ткани, прошитые нитками, для того чтобы люди не ходили голыми по улице. Я снова повернулась, чтобы рассмотреть себя с другой стороны. — В общем, это все равно мое, я не буду это обрезать, и все же… — Я повернулась, чтобы посмотреть на себя спереди. — Какая разница, как одеваться, — современно или как греческая статуя?

Я придвинула стул и села, потом встала и опустилась на колени, наклонилась вперед, присела на корточки, потом снова поднялась, сделала пару поворотов, открыла рот, чтобы придать лицу томное выражение, сморщила лоб. Я поняла, что слова Агустина были пророческими, они звучали в моей голове, слог за слогом. Слова, которые произнес Агустин, напугали меня. Они были похожи на те, что прозвучали недавно, когда я вышла на улицу, надев на себя одежду Магды: «Ты чокнутая, дорогая».

Чемоданы моей матери превзошли все мои ожидания. В них был заключен целый кладезь бесконечных возможностей, которыми я могла воспользоваться без малейших препятствий. До сих пор мама жила в постоянном страхе за меня, она боялась, что однажды ей позвонят из полиции и сообщат, что я уже несколько лет распространяю наркотики. Так что мама была абсолютно счастлива, когда я попросила у нее разрешения поносить старые платья пятидесятых годов, которые хранились в больших картонных коробках. Я собиралась сделать из этих платьев новые наряды, ведь до сих пор мама дарила нам лишь неаккуратно пошитые юбки и блузы, она называла их «утренней одеждой», а еще рубашки с жакетами, то есть «вечернюю одежду», так что мне было необходимо привести в порядок свой гардероб. Мама никогда не разделяла одежду полностью на утреннюю, дневную и вечернюю, платья для коктейлей она носила очень часто, стараясь не испортить их, потому что очень их любила. Ее разрешение было настоящим выражением милости, оказываемой мне, настоящим благословением для меня, потому что было очевидно, что мне придется эту одежду переделывать. Эти платья были слишком узкими для моей талии и широкими для моих бедер. Одежда, которую носила моя мать в двадцать лет, сидела на мне так хорошо, как будто была сшита для меня, а если иногда случалось не так, то моя няня Хуана выказывала бесконечное терпение, сидя около швейной машины.

— Посмотрим, как могут прийтись по нраву девочке эти тряпки, — сказала мама. — Конечно, моя дочь — малышка, и ею останется, да и что скажут люди… С другой стороны ты же видишь, как одевается твоя сестра…

Но не все было одеждой.

В моей голове еще звучали мамины слова, когда я решила купить себе новое дорогое платье, в котором собиралась пойти с Агустином на праздник, о котором он сказал мне недавно. Я решила, что никому не позволю над собой смеяться, а потому, просмотрев журналы мод, отправилась по магазинам. Я исследовала одну за другой самые смелые витрины Мадрида в поиске того, чтобы было бы сделано специально для меня. Я нашла его тем самым днем на улице Клаудио Коэльо, в одном магазине, самом сумасшедшем из тех, которые я встречала в моей жизни. Это был интересный магазин — современная Мекка для девочек из приличных семей, где на вешалках соседствовали костюмы в стиле барокко, украшенные современными вышивками с камнями и стразами и модные короткие расклешенные брюки, которые казались похожими на униформу человека, сдающего койки на ночь, или костюм какого-нибудь глэм-певца. Моя находка была намного скромнее. Черное платье из жатой ткани с глубоким вырезом, оно было похоже на жакет, который нужно носить без рубашки и брюк. Жутко классное.

Когда я стала спускаться по лестницам театра, где в этом триместре расположилась модная дискотека, повторилась ситуация, к которой я уже начала привыкать: я с удовлетворением замечала, как на меня восхищенно смотрят, хотя на такой эффект не рассчитывала. Я увидела Агустина, он спускался на нижний этаж. Наконец мы поравнялись, но тут я вспомнила о нашей разнице в росте. Однажды я спросила у Агустина, раздражает ли его, что я выше. Меня эта выбивало из равновесия, из-за этого я чувствовала себя неловко. Мне казалось, если я сниму каблуки, то он станет выше на целых два сантиметра, но он не позволил, он привык к моим каблукам. Теперь он окинул меня унылым взглядом и спросил с тяжелым вздохом, для чего я их надела, но потом добавил, что как вполне зрелый человек больше не стесняется двух вещей: лысины и роста. «Я ношу лысину весело, но, конечно, не заостряю на ней внимание. И я могу пройти по улице с женщиной, которая выше меня». Теперь я точно знаю, если человек действительно это может, то он настоящий мужчина. Прежде я не понимала, о чем говорит Агустин. Он ответил мне, что я должна была угадать его настроение, и я машинально поднялась на каблуки. Я очень легко и быстро привыкла наклонять голову к нему, когда это было необходимо.

Разница в росте давала мне возможность почувствовать собственное превосходство, но мне было просто необходимо для этого быть рядом с ним, этот факт делал мое пребывание здесь даже более приятным. Когда я шла рядом с Агустином, то замечала, как мужчины следят за мной глазами. Все они были невероятно красивыми. Я читала на их губах один и тот же вопрос и улыбалась про себя: «Я с ним, а не с вами, потому что нам есть о чем поговорить, а вы даже не знаете, что сказать, а еще он вызывает во мне желание». Что происходит? Женщины периодически придирчиво окидывали взглядом наши с Агустином фигуры и лица, а я только улыбалась на это, словно хотела сказать: «Конечно, я тоже все вижу, но мне он нравится». Я не была влюблена в Агустина и сомневалась в том, что он был влюблен в меня. Я сознавала, как сильна наша связь, и спросила себя, могла бы я жить так в течение долгих лет, возвращая разумную часть всего, что я потеряла, когда потеряла Фернандо. Дело было не в одежде, это обстоятельство не могло быть плохим, потому что было, скорее всего, хорошим для меня, потому что я это чувствовала, и я была наивной до встречи с Фернандо.

Несмотря на это, судьба не захотела подарить мне вирус гриппа этой ночью, не дала шанса упасть с лестницы, чтобы сломать щиколотку, не отравила алкоголем можжевеловой водки, не свела с ума этим беспокойным праздником, какими было большинство праздников. Мы пересекли зал огромное количество раз в направлении бара, единственном месте, где мы еще не начали, мы были действительно веселы и развлекались. Тут случилось то, что заставило меня по-настоящему забеспокоиться. Какой-то тип поднял руку и помахал нам, приглашая подойти к себе, Агустин обнял меня за талию и повел туда с безошибочно угадываемым выражением сильного желания на лице, но не оставляя мне другого выбора.