Когда я познакомилась с Агустином, она рассталась со своим первым парнем и стала музой для одного из жокеев манежа. Рейна брала пример с Химены, которая была завсегдатаем Тихона. Химену постоянно окружали молодые люди, еще студенты, которым она годилась в матери. Мужчинам почему-то казалось, что именно она — воплощение истинной женственности.

Если бы Рейна не выбирала подобный стиль одежды, я бы никогда не обратила на него внимания. Но однажды во время ужина с Агустином в маленьком французском ресторане я увидела, что и мой спутник неравнодушен к таким женщинам.

Незнакомка вошла в обеденный зал, непринужденно толкнув полуоткрытую дверь, и, казалось, каждая молекула воздуха пропиталась ее запахом. Ей было лет тридцать пять, и если бы она сняла туфли на каблуках, то стала бы только чуть выше меня. Женщина была размалевана как плохая картина, от нее несло свежей краской, словно она только что вышла из парикмахерской. Туда она ходила очень часто, чтобы подкрасить волосы. Ее волосы были ярко-рыжего цвета, но на висках уже показалась седина, что было видно при ярком свете, а, может быть, так мне лишь казалось из-за особого освещения в том заведении. Женщина была красивой, смелой, очень, очень смелой, у нее были большие зеленые глаза и жесткий рот, очерченный тонкой линией карандаша коричневого цвета. Особого внимания заслуживал ее наряд: очень дорогое платье небесно-голубого цвета из замши, с вышивкой в виде льва, правда, вышивка была видна не полностью из-за чрезмерного декольте, открывавшего немало морщин на ее груди, — деталь, говорившая, на мой взгляд, о дурном вкусе дамы. Она носила пояс, какой я никогда бы не надела, хотя когда я ходила с мамой за покупками, она все время пыталась купить мне нечто подобное. Я искала в этой женщине изъян, который бы меня успокоил, поэтому, обратив внимание на размеры ее тела, решила, что она довольно таки толстая. Правда, вынуждена признать, что была она в общем очень привлекательной, хотя я бы так никогда не оделась и не накрасилась. Мне было совсем непонятно, что в ней вызвало чрезмерный интерес Агустина.

— Ты не мог бы смотреть на меня? — прервала я свою рассеянную критику фильма, который видела пару дней назад, когда почувствовала, что мое терпение лопнуло. — Ничего такого, но я с тобой разговариваю.

— Прости, — Агустин повернулся ко мне через секунду. — Продолжай.

— Можно спросить, почему ты на нее так смотришь?

— Потому что она мне нравится.

— Вот как? Но она похожа шлюху!

— Поэтому и нравится.

Я опустила глаза и стала рассматривать свои короткие ногти, покрытые черным лаком. То, что я увидела, мне настолько не понравилось, что я сунула ладони под мышки, скрестив руки на груди. Когда я стояла с Агустином у дверей его дома тем вечером, он, улыбаясь, сказал мне, что я похожа на привидение. Тогда я восприняла этот комментарий как комплимент, теперь же осознала его истинный смысл, взглянув на себя со стороны. Толстый черный свитер с высоким воротом, мини-юбка в форме трапеции из зеленого крепа с кармашками на подоле, черные плотные чулки с бархатными набивными цветами и плоские зеленые кожаные туфли, как у ребенка, с ремешками, которые застегивались на одну сторону. Я нашла себя смешной и жутко разозлилась, а потому сидела молча и не двигалась, прижавшись к спинке стула, и наблюдала за Агустином, вернее, его затылком. Наконец официант принес два кофе, и моему собеседнику не оставалось ничего другого, как повернуться на мгновение ко мне. Я прошептала ему в лицо:

— У тебя странные вкусы. Я намного моложе.

— Да, — сказал Агустин, — но по выражению я поняла, что он думает совершенно иначе, — поэтому ты часто совершаешь юношеские ошибки, — не надо смешивать количество с качеством. Правда, тебе это простительно, и, хотя ты не отдаешь себе в этом отчета, ты намного лучше. Поэтому я ужинаю сегодня здесь с тобой, а не с ней.

— Конечно! Как будто ты с ней знаком!

— Разумеется, я ее знаю.

— Хотела бы я на это посмотреть.

— Серьезно?

Он приподнялся, красивым жестом бросил салфетку на стул и подошел к столику женщины в голубом платье. Если бы Агустин был сдержаннее, то не позволил бы себе ироничный смешок. Он относился не к даме, а к сеньору, сидящему рядом с ней, и которого Агустин приветствовал в первую очередь, потом была пара поцелуев, которыми они обменялись с дамой. Он с чувством обнял ее за талию, как будто она могла выскользнуть из его рук, меня это так взбесило, что я почувствовала, как закипает мой мозг.

— Ты видела? — спросил Агустин, когда вернулся ко мне.

— Да, конечно.

— Это единственное преимущество моей профессии, становишься знакомым со всеми на свете… — и тут он поднял указательный палец, направив его на меня. — Тебе заказать еще кофе?

— Нет, спасибо.

— Ну, я не знаю, что ты будешь пить.

Я посмотрела вниз и увидела, что моя чашка практически пуста, я механически мешала кофе в пустой чашке так сильно, что расплескала остатки, и они попали на скатерть.

— Какой ужас! — прошептала я.

— Да уж, — ответил Агустин, протягивая мне свою чашку. — Возьми.

Я аккуратно перелила его кофе, пока он заказывал другую чашку и платил за нее. Я ждала, пока остынет, прежде чем поднести чашку к губам, но руки дрожали. Агустин смотрел на меня.

— Да что с тобой происходит?

— Со мной? — мои пальцы ослабли, и чашка громко звякнула о блюдце. — Ничего. А что может со мной происходить?

Кофе выплеснулся из чашки и залил мне юбку, пропитал ткань и чулки. Теперь кофе обжигал мои бедра, но я сдержала крик боли и злилась на себя за то, что позволила себе обжечься.

— Заказать тебе другой? — спросил Агустин сквозь смех.

— Иди ты в задницу! — огрызнулась я и в бешенстве вскочила с места.

Я не контролировала себя и, видимо, что-то уронила на пол, потому что послышался звук разбивающегося фарфора, осколки которого остались у меня под ногами.

— Теперь ты похожа па Питера Пена после неудачного приземления.

Коричневые пятна разных размеров расплылись по подолу моей юбки, я с трудом сдерживала слезы. Несмотря на это, когда мы вышли на улицу, Агустин перешел на бесстрастный тон, чтобы рассказать мне историю об одном своем друге из колледжа, который жил недалеко отсюда, когда они оба были детьми. Мы медленно удалялись от центра, а я думала о том, что вина Агустина в произошедшем была не так уже велика. Я попросту попала в старую как мир ловушку ревности, мое настроение менялось, пока я шла по улице, поэтому вместо того чтобы развернуться и уйти от него, вместо того чтобы бросить его и пойти домой и никогда его больше не видеть, а именно это я пообещала себе в ресторане, я осталась с ним. Мою юбку испортил вовсе не Агустин, но я не хотела показывать ему, что сменила гнев на милость.

— Я причинил тебе боль?

Вначале я подумала, что он шутит, но беспокойство, которое выражало его лицо, было очень похоже на страх, чтобы быть наигранным.