- Можешь считать ее моим личным фетишем, - пожимаю плечами.

- Ради фетишей не убивают, - усмехается ведьма. – Ответь мне, Шелкопряд, - она добавляет в голос силы и патоки, и я делаю вид, что ведусь на этот цирк уродов. В конце концов, мне действительно надо, чтобы она собрала в «Безнадеге» шабаш.

- Три года назад из-за другой сделки я помешал одному ритуалу. Японская диаспора – те еще выдумщики, знаешь?

Ведьма неуверенно кивает.

- Девчонка должна была пойти на разделку, как кусок говядины: сердце, печень, репродуктивные органы, мозг. В результате не пошла, в результате теперь – под моим покровительством.

На самом деле все было немного не так, и покровительство над Дашкой изначально планировалось лишь как временная мера, но… Все течет, все меняется, не так ли?

Я пришел в тот подвал не за Дашкой, я пришел, чтобы прикончить другую ведьму. И прикончил, пока Лебедева приходила в себя в соседней комнате, где было меньше трупов и больше свежего воздуха. Три года назад на холодном прозекторском столе корчилась, умирая, японская прорицательница. Именно ей на завтрак, обед и ужин предназначались Дашкины органы и кровь. И пока я стоял над ней, пока смотрел, как жизнь вытекает из тела по капле, думал о том, почему они выбрали именно Лебедеву.

Любопытство… Простое любопытство, кто из нас не без греха?

В итоге прорицательница призналась: выбор был не случайным. В своем хрустальном шаре, в кофейной гуще или где они там смотрят, провидица увидела, что Дашка станет одной из самых сильных верховных. Японка верила, что, если съест органы, то получит часть Дашкиной силы.

Не получила.

И эта тоже не получит.

Королева улья кивает так, как будто все поняла, многозначительно мне улыбается.

Я продолжаю строить из себя ведомого теленка, заставлю зрачки расшириться, делаю собственную улыбку более мягкой. Тетка тянется к моей руке, предвкушение во взгляде и на лице. Во теперь она действительно празднует победу.

Блондинка с мобильником появляется за креслом временно главной ведьмы в тот момент, когда пальцы с копотью на ногтях почти касаются моих.

- Я принесла.

Ведьма вздрагивает на своем месте, отшатывается от меня, с силой и злостью выхватывает у девчонки телефон, прожигает несчастную яростным взглядом. Та отвечает ей не менее ласково, что-то шипит едва слышно. Что-то типа «я тебя предупреждала» и возвращается на диван.

Брюнетка посылает мне очередную заискивающую улыбку.

А я поднимаюсь на ноги, обхожу ее кресло, кладу руки сзади на плечи.

- Пиши, - говорю на ухо, склоняясь к бабе, чувствую, как она вздрагивает. Дико воняет кровью. - Пиши так, чтобы я видел.

И ведьма покорно набирает нужный мне текст.

Крак, крак.

Ломаются шеи двоих оставшихся, когда поставлена последняя точка и сообщение отправлено.

- Ты обещал, - дергается под моей рукой тетка, дрожит, боится.

Сладкий, сладкий страх.

- Я разве нарушил обещание? Смотри, я подарил им полный покой.

И до нее наконец-то доходит. Я ощущаю, как в один миг меняется все: поза, сила, чувства, биение сердца и ток крови в венах, как ядом впрыскивается в кровь адреналин не состоявшейся верховной.

Сладкий, очень сладкий страх, дикий ужас.

И все равно недостаточно.

Я щелкаю пальцами, и на несуразном столике появляется урна.

Ведьма забывает как дышать.

Элисте Громова

Из сна без сновидений меня вырывает звонок мобильника. Я с трудом соображаю, что звонит и где, еще тяжелее дается попытка поднять трубку и прочистить мозги, примириться с необходимостью ответить все-таки на гребаный звонок.

Тело ломит, в голове гудит.

- Да, - каркаю вороной-туберкулезницей.

- Эли, - на другом конце Игорь, и звучит он еще хуже, чем выглядел в последнюю нашу встречу, - ты правда видела их? Эти души? Странные души?

Мне требуется пара секунд на осмысление, на то, чтобы вникнуть в слова бывшего смотрителя. Вообще постановка вопроса странная. Я их не то чтобы видела, я их трогала, ну или пыталась.

- Да, - отвечаю осторожно, приподнимаясь в кровати.

- Где ты? – почти выплевывает мужик, стоит мне ответить.

- У… Андрея, - отвечаю еще более осторожно.

- Черт! Ты прикасалась, да? Погружалась в это? – его дыхание сбитое и шумное, как будто он бежит. – Конечно прикасалась, раз поняла, о чем я спрашиваю. Сколько прошло дней? Как глубоко ты залезла?

- Два дня, Игорь. И прикасалась я лишь на мгновение, - пожимаю плечами, все-таки заставив себя оторваться от кровати. Слова и голос мужика напрягают. Бывший смотритель нервничает больше, чем обычно, кажется, что совсем двинулся кукушкой.

- Зарецкий рядом? С тобой? С тобой сейчас кто-нибудь есть?

Полагаю, что кот и юная ведьма не считаются. Но отвечать не тороплюсь.

- Андрей на улице, - говорю в итоге, поднимаясь на ноги и выглядывая в окно. На самом деле, я понятия не имею, где Зарецкий, но почему-то кажется, что в доме его нет. Кажется, что он вообще не ложился.

Часы на дисплее стереосистемы показывают половину двенадцатого, за окном серость и мерзость. Да когда уже эта осень кончится?

Бывший смотритель не торопится говорить еще что-то. Молчит. И пока он молчит, я нахожу взглядом собственную одежду, влезаю в джинсы и майку.

- Игорь? Ты еще тут?

- Да. Да, я здесь, - в трубке шорох и какие-то глухие непонятные звуки. - Нам надо поговорить, можешь приехать вместе с Зарецким. Мне уже все равно. Только быстрее, Элисте.

- Зачем?

- Дело в списке, на самом деле. Все дело в чертовых списках. Мертвые ведьмы… и мертвые собиратели. Сегодня умрет еще кто-то. Либо из наших, либо из их. Думаю, что все-таки из наших, там цепочка, это все по цепочке, все логично. Если увидишь знакомое имя, проигнорируй, Эли, - звучит почти приказом, на грани паники и требования.

Я совершенно ничего не понимаю. Чем больше он говорит, тем бредовее кажутся его слова, тем сбивчивее речь.

- Игорь, ты же знаешь, что…

- Проигнорируй, - почти верещит мужик. Голос бьет по и без того гудящим мозгам с такой силой, что мне приходится одергивать руку с зажатой в ней трубкой от уха. – Слышишь, Элисте, пообещай, что пока не встретишься со мной, не поедешь за новой душой.

- Почему я?

- Потому что ты их забираешь, Громова, что тут непонятного? Ты всегда забирала убитых. Душу Ани он упустил, следующую не упустит. Лесовая просто феерически ему подгадила, и он злится, злится так сильно, что почти готов совершить ошибку.