Не думаю, что сестра послушает, но она, по крайней мере, не спорит. И Бет права. Усложнять боксы просто некуда.

Остальные расходятся по спальням, я все еще сижу на кухне. Чаю я сегодня выпил едва ли не больше, чем за всю жизнь. В миске лежит последний кусочек халвы, который все стеснялись брать, оставляя самому голодному. Винни собирает посуду, спрашивает меня:

– Будешь?

Киваю. Жую, глядя, как Винни с напарницей слаженно моют и вытирают тарелки. Переговариваются тихо, потом уходят. Покачиваю в ладонях пустую чашку, встаю, чтобы сполоснуть ее. Все равно в итоге останусь один, так лучше уйти в пустую спальню сразу, а не сидеть тут до последнего человека.

Рядом появляется Нэб, смотрит со спокойной улыбкой.

– Стало лучше, – замечает. – По крайней мере, твоему хвосту.

– Не только ему. – Отвожу взгляд.

Если бы я еще был уверен, что через пять минут это «лучше» не исчезнет и я не провалюсь в одну из бесчисленных своих ям.

– Хорошо. – Нэба приятно слушать, он всегда одновременно теплый и отстраненный. – Но если не расчесать сейчас, завтра будет сложно.

– Можно, я помогу?

Не знаю почему, но я совершенно не ждал, что это предложит Бет. Соглашаюсь больше от удивления и не жалею об этом. Руки Нэба просто не ощущаются, а Бет такая заботливая, что я начинаю завидовать Элу. Но спать я все равно иду один, хотя она предлагает остаться со мной. Нужно учиться справляться со своим одиночеством. К тому же хотя физически сестра не рядом, но она всегда со мной.

Именно этого я и боюсь.

– Ну что, – Рика врывается в мой сон и в комнату одновременно, – идем сейчас или после завтрака?

Щурюсь, приподнимаясь на локтях. Почему нельзя было постучать? За спиной у Рики ожидаемо стоит Мори, весьма успешно опираясь на костыли. Почему-то мне кажется, что его тоже интер есует вопрос насчет стука. Прошу:

– Дай мне одеться, пожалуйста.

Рика заламывает бровь, очевидно, не поняв повода для смущения, но дверь все-таки закрывает. Спрашивает через нее:

– Так что, сразу?

Соглашаюсь идти сразу, с той стороны доносится победный вопль. Рика права. Раньше начнем – раньше закончим.

В общей комнате никого, мы – ранние пташки. Рика заталкивает в карманы салфетки, исписанные и чистые вперемешку, закладывает за уши ручки, зачем-то сразу две. Видимо, для подстраховки.

– Вы уверены? – напряженно спрашивает Мори.

– Не нервничай! – отмахивается Рика. – Все отлично!

– Я вообще-то не тебя спрашивал. – Мори словно заглядывает внутрь меня, хоть и отвечает кузине. – Я-то к тебе привык, а…

– А я не упущу такого интервью! – со смехом перебивает его Рика.

– Все будет в порядке, – обещаю, не отводя взгляда. – Я помню ответы.

– Ее – да.

Намек прозрачен, но что я могу ответить? Если сестра захочет, она сможет задать вопросы, ответов на которые никто не знает.

– Мэри, отстань, а? – просит Рика, уже выскакивая на лестницу. – Не помру я там, точно. А обещать, что мы обойдемся без подсказок, никто не может. Между прочим, я сидела и грызла ногти в худших условиях!

Мори останавливается на площадке, опирается на стену. Наверное, я должен что-то сказать. Найти слова поддержки. Пообещать что-то. Но я могу только отвернуться и пойти вниз.

Входим, Рика прочувствованно прижимает к груди вновь обретенный блокнот. Слушаем инструкцию, записанную моим голосом, сразу проговариваю мной же заложенные в программу ответы о Рике.

Странно, но первый и второй вопросы обо мне простые: имя, возраст. Третий, что случилось десять лет назад, сложней. Рика тараторит:

– Умерли родители, сел в тюрьму.

И все равно мне достается первый разряд. Удивленно смотрю на пол. Такой слабый? Рика чешет в затылке:

– Был несправедливо обвинен? Эй, тут до хрена вариантов!

Потираю ступню. Жду. Я тоже не знаю, чего именно хочет сестра… Хотя, возможно, догадываюсь.

– Подсказывай давай, – требует Рика.

– Потерял сестру? – предполагаю.

Странно, но подходит. Положенную нам минуту между пробным и решающим раундом Рика выкладывает на полу записи. Я просто стою. Предлагаю:

– Давай я сразу на твои отвечу.

– Угу, – отзывается она. Смотрит на зажегшийся монитор, смеется: – Нас считать?

Морщусь раньше, чем в пятки впивается разряд.

«Есть ли у Эдриана домашние животные?»

Теперь я понимаю, что хотел сказать Мори. Чувство юмора напарницы я, правда, не учел, но отступать поздно.

– Все равно есть, – недовольно бурчит Рика. – Котенок.

Смотрит на меня так, словно я этот вопрос придумал. Впрочем, я придумал тест. Так что взгляд вполне заслужен.

Оттарабанить ее ответы легко, я помню все, что нужно. Но на последнем, «чего боится Рика?», ожидаемой зеленой вспышки не происходит, а напарница за перегородкой охает. Оглядывается, читая мой вопрос, но выражение «какого хрена» быстро сменяется задумчивостью. Кивает то ли своим мыслям, то ли Электре, взмахивает рукой в мою сторону. Что, я должен угадать? Но я не знаю ответа, тот, который записан в досье, я уже сказал!

Зато Рика вполне успешно справляется со своей частью теста.

– Жил на улице, пока не получил фальшивые документы, по ним снял деньги со счета, на котором лежало ваше наследство.

Что я делал после побега? Как погибли родители? Как сбежал? Почему выбрал этот дом?

«Почему Эдриан хотел разбудить Электру?»

Рика разводит руками. Об этом мы не говорили. А я не знаю, что хочет услышать сестра. С однозначным ответом у меня самого проблемы.

– Потому что любил ее, – тихо говорит Рика, глядя на меня.

Ошибка. Недостаточный ответ.

– Потому что хотел отомстить, – признаюсь. – Потому что завидовал, что она все забыла, а я нет, что мне приходится жить с этим, а ей нет. И потому что любил – тоже. Потому что скучал.

Рика хмурится, пережидая разряд, повторяет за мной сердито. Кажется, ей многое хочется сказать и мне, и Электре.

Следующий вопрос еще хуже: «О чем Эдриан сожалеет?»

О тысяче вещей. И ни о чем. Все равно ведь ничего не изменить.

Но Рика только хмыкает, глядя на экран.

– Ты думаешь, он сожалеет о том, что Электра правда пробудилась? Или о том, что ты выжила? Или что у него вообще была сестра? Только зря. Даже пары дней рядом с ним хватает, чтобы понять – жалеет он только о том, что считает своими ошибками. Например, что нас всех тут собрал. Что не смог спасти не только тебя, но и родителей. И он достаточно глуп, чтобы временами жалеть о том, что остался жив. Это даже мне, при всех моих проблемах, видно.