Так и есть. Фрегат до прибытия на Курилы был на Камчатке. Там произошло сильное сражение[114] английского флота с русской береговой крепостью. После сражения, которое шло много дней и несколько раз возобновлялось, англичане ушли. Их адмирал Прайс застрелился от неудачи. Это благородно, так должен поступать военачальник в неудаче!

«Погиб эбису!» – подумал Кавадзи.

Говорят, что русские переломали корабли Прайса. Пароход чуть не лежит на боку. Так сообщал Кичибе. Отто сказал, что у англичан много убитых матросов и есть убитые офицеры.

– Кто же победил? – настойчиво спрашивал Кичибе.

– Конечно, англичане! – отвечал Отто.

Хакодате-бугё, получив эти сведения, испугался. Он не любил русских, но уже привык к ним, как к соседям.

– Но если англичане победили, – спросил он, – то Камчатка теперь английская и там высажена морская пехота?

Кичибе спросил об этом Отто.

– Нет. Камчатка русская. Там есть сильные батареи. Русский адмирал не отступает! – сообщил Отто, наведя справки.

– А где же тогда английский флот Прайса? Адмирал застрелился, а где флот? – спросил Кичибе.

– Ушел… идет…

– Куда? К нам?

– Нет… В Америку…

– А-а! Да-да! Ясно-ясно! – сказал Кичибе.

– Так этот полный разгром англичан русские устроили, – сказал губернатор Хакодате, получив все эти сведения.

Его разобрало злорадство. Он сделал вывод: надо учиться европейским наукам. И еще: если Отто согласится, ему дать возможность возвратиться на родину.

«Эскадра могла пойти в Японию для ремонта. Там знали о договоре с Перри и об уходе Стирлинга в Нагасаки, – полагал Кавадзи. – Но они пошли в Америку, а не в Японию. Но не из вежливости! И не ради соблюдения договора! А потому, что эскадра так разбита, что стыдно самому сильному флоту в мире являться в Хакодате, показываться в Японию в таком виде…»

– Это у англичан называется победа! – сказал Кога.

– Хотя у них и триста тысяч судов! – подхватил Деничиро, еще не уезжавший тогда помогать Эгава.

– Кто разбил? Как его имя? – попросил прочесть еще раз Тсутсуй.

– За-во-и-ко! – прочел Накамура Тамея.

– Кто такой – не знаем! Это стыдно! Мы никогда не знаем своих соседей! – возмутился Кога. – А вот какой, оказывается, герой живет рядом с Японией, а мы думаем только про Перри и Петербург.

– Мурагаки был на Сахалине и знает адмирала Невельского! – возразил Тсутсуй.

– Хорошо, что русский канцлер вместо Путятина не послал его… – ответил Кавадзи. – А то русским бы ничего не удалось.

– Теперь будем знать! – сказал Тсутсуй. – Будем знать еще одного: За-во-и-ко!

У Чуробэ сегодня плохое настроение, словно это он потерял свой флот.

– Но русским рано торжествовать победу, – сказал Кога. – Как известно по научным сведениям, англичане никогда не терпят поражений и жестоко отомстят ро-эбису. Нам надо быть осторожными. Это коснется нас.

– Они отомстят, – согласился Кавадзи; хотя он не терпел Кога, но часто думал одинаково с ним. – Но уж поздно, – добавил Кавадзи, – англичанам надеяться на победу. Надо ждать подробностей. И если все окажется верным, то, даже если англичане добьются превосходства, все равно их победа после такого сильного поражения не будет полной… Судя по всему, русские твердо сопротивляются им везде, несмотря на то что воюют с тремя самыми сильными государствами в одиночестве. Уже поздно англичанам надеяться на победу! – повторил он.

– А русским еще слишком… да… слишком рано… – сказал Тсутсуй, вкладывая в эти слова какой-то особый смысл.

– Пусть два сильных варвара дерутся и рвут друг друга, – сказал на другой день на общем собрании в храме Кога, – у них одинаковый вид, одинаковые глаза, волосы и носы. Так пусть они грызут, рвут, бьют друг друга и налетают друг на друга грудью, как два орла… И пусть сдохнут! Сдохнут от последнего удара, изнемогая от ненависти друг к другу, хотя они оба – варвары и нам не братья. Тогда мы, вооружившись до зубов, совьем себе мирное гнездо из перьев этих погибших героев-глупцов.

– Как бы то ни было и как бы ни судила Философская академия, может быть, еще найдется много народов, которые хотели бы, чтобы два гиганта убили друг друга, но Путятин – герой! – сказал Кавадзи. – Он наш гость, и волос не должен упасть с его головы.

– Хотя он уже упал в воду! – сказал Тсутсуй.

– Но так не должно больше повториться! – согласился Кога.

Абэ Исе но ками прислал распоряжение, чтобы русским не сообщать о победе на Камчатке над англичанами, а то это известие укрепит позицию Путятина на переговорах.

А из Хакодате писали, что перед уходом Стирлинга стало известно, что на Камчатке не только убиты матросы и офицеры. Перебиты самые храбрые, в красных мундирах. Их трупы остались на берегу и похоронены русскими.

– Вот так непобедимые! – сказал Кавадзи.

– Самые храбрые! – печально молвил Кога.

После ужина и сакэ Кавадзи вспомнил, как Гончаров уверял его, что непобедимых не бывает. А Стирлинг был в ярости и требовал от бугё узнать и сообщить, где «Диана» и Путятин.

«Мы бы их охотно оставили у себя до конца войны, – думал Кавадзи, – пусть бы жили и строили бы для нас европейские суда. А мы предоставили бы им все, все, все, что только они захотят!»

– Не все русские похожи на англичан, – сказал главный шпион государства Матсумото Чуробэ. – У них немало людей с такими же, как у нас, глазами и лицами. Я не говорю про японца, которого они скрывают, а про самих русских.

– Да, да! Это очень опасно! – согласился Тсутсуй.

– В победе на Камчатке, если она действительно произошла, – сказал Кавадзи, – русские имели союзников! Поэтому они победили! Им помогли…

– Кто же? – спросил Чуробэ.

Кавадзи так быстро и широко открыл свои ресницы, словно дал залп из обоих глаз.

– Япония! Япония задержала в Нагасаки эскадру Стирлинга, требуя исполнения традиционного этикета. А Стирлинг хотел идти на уничтожение Камчатки. А все удивлялись зачем, когда красные мундиры там и так победят. А он все хотел спешить… Мы не допустили нашей политикой, чтобы, опираясь на наши порты, английский флот действовал бы еще оперативней. В будущем, однако, нам, кажется, не удастся этого. Нам не избежать англичан, и они, как богатая страна, с тремястами тысячами кораблей, принудят нас к уступкам, и мы вынуждены будем согласиться.