не удалялись от неё спиной в бесконечный космос, И улетев мысленно край сущего мира, среди звёзд и галактик, и главное с ними будет светиться жизнь человека, даже когда источник света уже погаснет где-то бесконечно далеко, мы всё ещё будем сидеть его свет. Можно любоваться им, можно отвернуться и глядеть на другие звёзды, представляя их себе другими жизнями.

Также и с героями легенды. Прошли как бы их времена, и потом времена минули те, что были за ними, могучие правители превращались во прах и дела их оборачивались против их народов и близких, сжигались и уничтожались величайшие произведения искусства и человеческого труда, возникали хитроумные устройства, а старые выбрасывались, народы собрались как птичьи стаи и рыбные косяки, и рассыпались, как листья осенью в небытие и забвение, а знакомые нам по этому повествованию люди продолжают существовать за толстым стеклом прошлого, ярко освещённого мыслью рассказчика. Став живыми, приняв вид реальности, они говорят через пятнадцать веков всё о том же, что волнует и сегодня: любовь, гордость, жажда славы и богатства, верность, любопытство, отвага, страх смерти. Голоса многоязычные их сливаются в мощный хор, и стирается грань реальности, и будущее смешивается с прошлым в единое пространство, где время идёт не линейно, а во всех направлениях, словно сила притяжения, и нет сложности, чтобы двигаться поперёк привычному пути, или вообще вспять…

— Теперь нам отрезан путь назад! — сквозь зубы процедил Стовов Багрянородец, наблюдая стремительное приближение второго отряда франков, — их теперь сто на нас на одного!

— Будем с ними сражаться — нас всех перебьют, — ответил на это Ацур, — не будем сражаться — нас просто убьют!

— Чего же нам теперь делать? — страдальчески воскликнул побледневший Ладри, — я не хочу умирать! Хочу обратно в Викхейль!

— Никто не хочет умирать! — согласился с ним Рагдай, — я тоже не хочу!

— На колени! — громко сказал король, а его любовницы злорадно засмеялись, выкрикивая угрозы и обещания самолично отрезать всем наглецам чресла, долго пытать их огнём, сыпать солью под содранную кожу, ломать кости железной дубинкой и дробить зубы молотком.

— Не будет так, — сказал на это Рагдай, — я не мастер по части смертельных увёрток, но у нас есть возможность спастись только используя короля как щит против его же воинов!

— Да, это правильно, нужно приставить ему нож к горлу и потребовать остановить своих псов! — зло крикнул Мышец и, не дожидаясь уже согласия князя, поскольку франки были теперь слишком близко, бросился к королю.

— Мы его сейчас заставим нас уважать! — вторя ему воскликнул Тороп, одновременно вынимая из-за ножен на поясе большой медвежий нож, — голядь белоглазая, помогайте!

Помощь кривичам действительно потребовалось, потому что им попытались помешать девушки. Их снова пришлось удерживать стреблянам. Сам Дагобер, увидев перед собой нож, отпрянул назад и попытался отойти за ствол дерева, чтобы выиграть время. Это получилось у него весьма ловко, несмотря на высокий рост. Однако Мышец, не теряя ни секунды бросился к нему, как к раненому на охоте кабану и, обхватив за шею, повис на нём, стараясь опрокинуть.

— Вали его! — зло крикнул Оря, бросаясь Мышецу на помощь, и вовремя, потому что Дагобер стряхнул с себя руки дружинника, освободился, и едва не пустился бежать.

Оря повторил попытку захвата и преуспел: от толчка Дагобер упал на одно колено, а подоспевший Тороп приставил к его горлу остриё ножа с хриплым воплем ярости.

— Они схватили короля! Они схватили короля! — пронзительно закричали и завыли девушки, — на помощь!

— Они схватили короля! — послышались крики со стороны франков, которые были уже совсем близко, — спасайте короля! Спасайте Дагоберта!

— Не люблю я длинные копья при встречном ударе, — нарочито спокойно произнёс Вольга, осматривая тонкую чёрную линию из своих товарищей, хмуро глядящих из-под козырьков шлемов на приближающуюся смерть, — только цапля с длинной шеей может достать лягушку со дна кувшина!

— Я тоже, — прошептал Ацур, вытягивая меч и левой рукой делая движение, словно отбивая несуществующим щитом устремлённое в живот копьё, — Ладри, мальчик мой, слезь с коня, сядь на траву и положи меч и нож перед собой, потому что только так ты можешь спастись, и то если король тебя пощадит…

— Если бы стребляне успели пустить хотя бы по две стрелы, то у нас, считай, было бы больше возможностей, — сказал Мышец, удерживая разведённые руки Дагобера за спиной, и тем давая возможность Торопу скручивать его кисти кожаным ремнём, — стребляне, ну, покажи меткость!

— Лучшее конечно, чтобы у нас крылья появились, и мы отсюда улетели, — закончив связывать королю руки, ответил Тороп и почесал потный затылок, — и если, конечно, у тех крылья не тоже прорастут.

Франки уже были близко, можно было различить зрачки в их глазах и, значит, это был последний рубеж, когда можно было выпустить стрелы перед тем, как оружие ближнего боя не даст на это больше времени. Хотя полтески при свободе для перемещений были способны стрелять в упор, заменяя стрелой удар копья.

Далеко, можно было, наверное, десять раз ударить в ладони, прежде чем звук рога достиг бы их.

— Ну, что ждёте, стрелки, Оря, Вольга? — зло крикнул князь, — хотя бы спесь с них сбейте, если уж число выровнять не получится никак!

Книжнику было слышно, или он подумал, что ему было слышно, как скрипнули зубы князя, и Стовов дёрнул поводья так, что в морде его коня что-то хрустнуло, а глаза животного стали круглыми.

— Железо камню, ветер солнцу! — как обычно произнёс бессмысленную поговорку Вольга и вытянув вперёд руку с железной палицей отрывисто добавил, — стреляйте скорее!

После этого у полтесков, словно волшебников, в руках мгновенно возникли аварские тугие луки с костяными накладками и по одной стреле каждый из них пустил прежде, чем это можно было осознать наблюдателю. Девять стрел с чёрным оперением одновременно врезались во врага, и ни одна не прошло мимо: один франк был убит мгновенно в переносицу, двое ранены в грудь и плечо, и выронили оружие, две стрелы попали в голову одному из коней и заставили его повернуть в сторону, другому коню стрела пробила шею и застряла, принудив животное замедлить скачку, три стрелы, задев копья и щиты, отлетели в стороны, из-за чего двое франков пригнулись, потеряв направление движения, а один, уворачиваясь, не удержался в седле и упал, оставшись одной ногой в стремени. Не то, чтобы для сотен яростных воинов эти потери были чувствительны или могли остановить всадников, много раз видевших ужасные кровавые битвы, просто сбившиеся с пути кони стали вдруг препятствием, появившимся мгновенно. Сразу множество всадников были вынуждены менять направление скачки, часть