разочарованных товарищей дрогнула листва. Им только с сожалением пришлось наблюдать, как умелый враг снова отошёл в сторону. Оря Стреблянин с Ацуром и Ладри хотели было отступить к дереву, но франки уже окружили там своего короля, и стояли плотной стеной.

— Подождите! Подождите! — стал кричать им Ацур по-норманнски, опуская меч и поднимая левую руку с растопыренными пальцами в знак внимания, — мы сдаёмся, сдаёмся, подождите!

— Вы, мерзавцы, напали на короля, вы все умрёте! — крикнул в ответ один из франков со щитом с изображением орла, — проклятые саксы!

— Они нас всё равно убьют? — хватая наставника за рукав, спросил Ладри, и в этот момент его забрызгало кровью и кусками мозга из головы Ори, потому что один из франков, оказавшись сзади, со всей силы обрушил на стреблянского вождя огромную секиру-франциску.

Оря упал замертво, похожий в своей шкуре теперь на убитого волка.

— Стойте, мы не виноваты! — закричал в свою очередь Рагдай, — прекратите бойню!

Франки первых рядов, промчавшись в поле мимо поредевшего отряда врагов, стали нервно поворачивать своих коней, мешая друг другу. Они частью своей побросали или передали товарищам копья, и стали вытаскивать из ножен мечи, отвязывать от сёдел топоры с двусторонними лезвиями. Видимо им хотелось показать соратникам свою германскую боевую удаль в убийстве обидчиков короля. Поскольку бить их как кабанов на охоте длинными копьями было не таким отважным делом, как приблизиться на расстояние вытянутой руки, они и решили действовать иначе. Краснолицые, косматые, кольчужные и панцирные, но по большей части полуголые, как если бы только что вставшие с постелей, на огромных конях, они толкались зло и спорили, кто должен иметь право первым приблизится и убить наглецов.

Один из них выбил из седла Крепа, чей щит отлетел, как брошенный над водой плоский камень, а затем ударом ужасной франциски отсёк слуге кудеснику поднятую в мольбе руку. Истекая кровью, побледневший Креп повалился с коня на вереск.

В глазах Рагдая всё стало белесым от навернувшихся жгучих слёз обиды на жизнь. С Крепом он был связан больше, чем отношениями хозяина и слуги, или учителя и ученика. Их совместное житьё в Константинополе при императорской библиотеке в качестве переводчиков и переписчиков книг, и свитков с греческого, латинского на германский, персидский и армянский, их учительство детей императорской гвардии счёту и письму, были полна опасностей и невзгод. Огромная столица Византийской империи всегда кишела грабителями, убийцами, отравителями и всеми, кто желал завладеть чужим имуществом без угрозы быть наказанным экзархами, занятыми только своими делами. Креп много раз спасал книжнику жизнь на вечерних узких улицах, принимая на себя удары дубинок и ножей. Он занимался пищей, водой, дровами, починкой одежды и жилища, он договаривался с продажными женщинами, таскал с полок на полки неподъёмные кипы и стопки книг, и рукописей. В Тёмной Земле, в пещерах в Воробьевой горе над Москвой-рекой, он делал то же самое, только вместо армянских головорезов и ливанских воришек снаружи бродили огромные медведи и матёрые волки. Кроме них хитрые мокшане и дикие стребляне, не подчиняющиеся ни кривичам ни своим вождям, постоянно воровали их коз, свиней и разоряли огород. Если бы не Креп, книжнику пришлось бы по большей части голодать, не говоря уже о том, что стребляне ограбили бы их пещеры подчистую во время его поездок для продажи книг. И вообще, Рагдай помнил Крепа ещё безусым юношей, своим возрастом отмеряющим почти половину жизни самого книжника.

— Несчастный друг мой… — прошептал горестно Рагдай, — прощай!

Несколько десятков франков с весёлым улюлюканьем погнали Воеводу полтесков Вольгу и последнего его воина, несмотря на всю их булгарскую отвагу и сноровку, франки гоняли по полю словно зайцев. К тому же им наперерез устремились всадники из отряда под прапором с лилиями. Погоня скрылась на опушке леса. Как погиб Вольга было не видно из-за кустарника.

— Бог Один ждёт нас в Вальхалле, мой мальчик! — воскликнул Ацур, тоскливо озираясь, и гадая, с какой стороны последует первое нападение.

Он, Ладри и Рагдай стояли втроём, спина к спине, окружённые врагами, последнее из передового отряда. Дагобер тем временем влез в седло подведённого к нему коня, и оживлённо переговаривался с несколькими знатными франками. Он глядел совершенно в другую сторону, видимо участь трёх своих обидчиков его совсем не интересовала.

— Готовы мы умереть? — воскликнул Рагдай, а потом взял меч двумя руками и сделал шаг вперёд.

— Погодите! — неожиданно крикнул воинам один из знатных франков в длинном плаще, золотых цепях, застёжках, браслетах и кольцах, — король хочет, чтобы их схватили живьём и пытали, разорвали конями на части за убийство саксонских княжон Сохильды и Брунегонды!

Рагдай сделал ещё один шаг, намереваясь вступить в бой, но ближайшие к нему всадники дёрнули коней в сторону и назад. Другие разочарованно застыли, как перед стеной. Они закрутились на месте, опуская оружие, и даже дали возможность Ацуру и Ладри пройти немного к открытому месту, перешагивая через убитых.

Тот франк, что зарубил Орю, краснолицый, без щита, в синей шёлковой рубахе под безрукавным панцирем их сверкающих стальных чешуек, с длинной чёрной бородой, заплетённой в косу, зычно крикнул:

— Сдавайтесь, фризы, проживёте ещё пару дней!

— Не убивайте хотя бы мальчика, за него сможете получить очень богатый выкуп, очень богатый, его отец ярл в Скании! — с отчаянием в голосе крикнул Ацур.

— Мои фермы, пожалованные королём на Рейне приносят тысячу солидов в год, и ты думаешь, глупец, что мне нужен выкуп в сто солидов за мальчика, так, чтобы король был мною недоволен? — с хохотом ответил франк.

Засмеялись и остальные всадники, слышавшие разговор. Множество из них быстро спешились и стали обступать Рагдая, Ацура и Ладри. Копья они перевернули тупыми концами перед собой, чтобы использовать как дубины. Ими они и стали бить троих противников немилосердно куда придётся. От града ударов со всех сторон они выронили своё оружие, закрываясь и уворачиваясь как можно. Потом они попадали на землю, пока не потеряли сознание от боли и оглушающих ударов.

Серб Тихомир с самого начала боя ползал на коленях, изображая радость по поводу освобождения короля, называл себя пленником чужеземцев, что было правдой. Он выражал страстное желание служить королю, что тоже было правдой. Он был пощажён ввиду своей явной ничтожности и собачьей преданности новым хозяевам, написанной у него в глазах.

Ликуя от осознания великой услуги, оказанной своему молодому королю, и рассчитывая за это получить землю, рабов или хорошую партию для женитьбы в южных частях объединенного королевства франков, австразийские и нейстрийские воины тут же принялись истязать пленников. Едва приведя их в