– Новембер, бросай, – кричит Аарья.

«Сражайся не так, как они, Новембер, сражайся по-своему».

Я выдыхаю и медленно выпускаю нож из рук. Он падает на каменный пол, касаясь рукояткой носка моего сапога.

Аарья делает шаг вперед.

– Стой, Аарья, – с нажимом говорю я, и она останавливается.

Коннер смотрит на меня, как на круглую дуру.

– Может, ты и права. Ума не приложу, как мы можем быть родственниками. – Он выливает яд в рот Эшу и зажимает ему рот и нос рукой, заставляя проглотить.

– Нет! – кричу я.

Эш кашляет и задыхается на полу. Коннер встает, и в этот момент я ногой подкидываю нож вверх, хватаюсь за рукоятку и так быстро мечу его в Коннера, что тот даже не успевает сделать шаг в мою сторону. Точное попадание – лезвие глубоко вонзается ему в грудь возле плеча.

Коннер широко раскрывает глаза и делает один нетвердый шаг. Подбегаю и ударом в колени сбиваю его с ног. Он с силой ударяется спиной о камень, из груди вырывается стон. Через секунду рядом со мной оказывается Аарья и прижимает Коннера к полу.

Я хватаю бутылку с ядом с пола около Эша, которого, судя по всему, мучает нестерпимая боль.

– Теперь ты выбирай! – говорю я Коннеру. – Жизнь или смерть? – И я выливаю остаток яда ему в рот.

Выдергиваю нож из его груди, и он едва сдерживает крик.

– Отпусти его, Аарья.

Она колеблется, но все же повинуется.

Выпучив глаза, Коннер извивается на полу. Трясущимися руками он торопливо вытаскивает из внутреннего кармана блейзера флакончик.

С трудом откупоривает его, подносит к губам и, дрожа, делает глоток. Я тут же выхватываю у него из руки флакон и внимательно наблюдаю за ним, чтобы убедиться, что это противоядие, а не еще какой-нибудь яд.

По его лицу постепенно разливается облегчение. Глаза Аарьи сверкают, словно это лучшая игра из всех, в какие она играла в своей жизни.

Бегу к Эшу и, опустившись на колени, осторожно приподнимаю его голову.

– Держись! Только держись, Эш! Не смей умирать! – Выливаю остаток противоядия ему в рот, отчего он давится.

Как только я вижу, что он проглотил противоядие, разрезаю стяжки у него на руках и ногах. Аарья наблюдает за тем, как Коннер отчаянно пытается остановить кровотечение из нанесенной ножом раны.

– Проводите ночной сеанс психоанализа, доктор Коннер? – произносит знакомый голос, и мы с Аарьей поднимаем головы.

В дверном проеме стоит Блэквуд в сопровождении двух охранников и рассматривает картину перед собой. Она переступает через бесчувственное тело Феликса, но охранники не следуют за ней.

С одной стороны, при ее появлении я чувствую облегчение, но в то же время ненавижу ее за то, что она появилась, когда все уже кончилось. Эш предупреждал, что она так или иначе не станет брать на себя ответственность.

– Теперь я обо всем позабочусь сама, девочки, – говорит Блэквуд.

Эш с трудом садится. Судя по его глазам, ему уже не так больно, но он выглядит совершенно обессилевшим. Пытаюсь помочь ему встать, но он качает головой и все делает сам.

– Упрямец, – шепотом выдыхаю я.

Для подстраховки я становлюсь рядом с ним, чтобы он снова не грохнулся на пол. Кажется, с каждой секундой к нему все больше возвращаются силы, но его по-прежнему шатает из стороны в сторону.

– Это я заберу с собой, – Аарья хватает Феликса за лодыжки.

– Это зависит от того, кому он помогал: вам или доктору Коннеру, – возражает Блэквуд.

– Да, в общем, ни то, ни другое, – замечает Аарья и впервые выглядит неуверенной. – Он вляпался в ситуацию, с которой не смог справиться, и его вырубили, как безмозглого… – Аарья прерывается и откашливается.

Блэквуд поворачивается ко мне.

Я смотрю на Эша. Когда-то он тоже был не на той стороне. И это не помешало мне сделать все возможное, чтобы спасти ему жизнь. Он с легкостью мог оказаться в том же положении, в котором оказался Феликс.

Смотрю Аарье в глаза и киваю.

– Аарья права. Он просто запутался. У Коннера есть дурная привычка шантажировать людей.

Блэквуд кивает Аарье, и та, не теряя ни секунды, тащит Феликса в коридор мимо охранников. По пути она что-то насвистывает.

Блэквуд подходит к Коннеру, который ползет по полу, оставляя за собой кровавый след.

– Рано или поздно мы найдем твоего отца, – со злостью цедит Коннер сквозь стиснутые зубы. – И когда мы его найдем, ты пожалеешь, что я не убил тебя в этой комнате.

– Очень трогательные прощальные слова, – заключает Блэквуд. – Но я думаю, главное здесь то, что если его кто-нибудь и найдет, это будешь не ты. – Блэквуд смотрит на Коннера так, словно это мерзкий паразит и она пытается решить, что с ним делать.

Я не удостаиваю его взглядом. Тетя Джо была права насчет папиной семьи – к черту их.

– Новембер, после того как отведешь Ашая в лазарет, – бросает Блэквуд через плечо, не сводя глаз с Коннера, – пожалуйста, зайди ко мне в кабинет… И закрой дверь, когда будешь выходить.

Эш спит в лазарете. Он изо всех сил боролся со сном, чтобы поговорить со мной, но лекарство, которое дала ему медсестра, совершенно вырубило его. Прежде чем окончательно провалиться в сон, он лишь пробормотал пару бессмысленных фраз.

Я наблюдаю за тем, как двигается его грудь, и шумно выдыхаю. Не появись Аарья вовремя, я честно не знаю, как много потеряла бы сегодня. Возможно, жизнь нас обоих, а может, и папину в придачу.

– Надо бы обработать твои ссадины, – говорит медсестра.

Я поворачиваюсь. Ее длинные черные волосы заплетены в косу, которая свисает до пояса. Одинокая седая прядь у виска делает ее похожей на колдунью. И несмотря на небольшой рост, у нее хриплый, командирский голос.

– Знаю. Обещаю вернуться. Но директор Блэквуд велела мне сначала зайти к ней.

Медсестра сурово смотрит на меня.

– Тогда поторопись, – говорит она, и я ухожу.

Иду по темным коридорам, минуя троих охранников. Все они наблюдают за мной, но ни один не смотрит на меня так, словно меня не должно здесь быть, а значит, они наверняка уже знают, что произошло с Коннером.

Медленно преодолеваю три лестничных пролета. Покрытое синяками тело болит еще сильнее, чем полчаса назад. Возле арочной двери в кабинет Блэквуд стоят двое охранников. Один из них открывает передо мной дверь, но никто не заходит за мной. Должно быть, Блэквуд предпочитает полное уединение, и я ее не виню, учитывая ее роль во всем этом.

Воздух наполняет знакомый запах горящих поленьев. Я сажусь в кресло, в точности как в первый день, и торопливо задаю первый пришедший в голову вопрос: