Вся её левая рука превратилась кроваво-розовое месиво. Она выглядит так, будто с неё содрали кожу живьём.

– Зачем ты сдёрнул бутон?! – рычит на Патрика Кэтрин.

Но то её словно не слышит.

Ещё одна девушка и парень получили небольшие ожоги кистей. Они успели вовремя среагировать.

Мы идём по чаще вдоль просеки очень медленно. Нести мужчину и Сьюзанн приходится очень осторожно, чтобы не тревожить их ожоги. Они оба потеряли сознание от боли. Через два три часа мы делаем привал.

– Там их целый рассадник! – Хенрик расставил руки в боки и ругается с Тодом. – Они будто нас поджидали!

– Чего ты от меня хочешь? – рычит Тод.

– Куда ты нас ведёшь?! – орёт Хенрик, разбрызгивая слюну.

– У тебя имеется иной план?! – ещё больше повышает голос Тод.

– А если там ловушка на самой базе?!

– Я ещё раз спрашиваю – есть другой план?! – рявкает Тод, подаваясь вперёд на Хенрика.

За спиной Хенрика появляется Патрик. «Только ещё драки не хватало» – думаю я.

– Ты нам не командир! – огрызается Хенрик, сжимая кулаки.

– Может, ты решил возглавить наш поход?! – с сарказмом спрашивает Тод.

В его челюсть летит кулак. Драка всё-таки будет. От неожиданности Тод сперва моргает глазами, но тут же отвечает тем же. Завязывается потасовка. Патрик держится сбоку, готовый в любую минуту прийти на помощь Хенрику. Я и ещё несколько ребят кидаемся разнимать их. Патрик орёт мне в ухо, чтоб я не лез. Я игнорирую его вопли. Подбегает Раварта и оттаскивает Тода. Левия тащит рычащего Хенрика. Кровавая слюна брызжет из его рта.

Внутри восстановителей произошёл раскол. Так часто бывает в ситуациях с большой степенью неопределённости. В отчаянии люди пытаются спихнуть ответственность друг на друга, начинаются конфликты.

Приблизительно через полчаса мы вновь выдвигаемся вдоль вырубки, стараясь держаться ближе к чаще. Патрик и Дана ведут Сьюзан. Она пришла в себя, но всё ещё путается в мыслях. Тод и ещё двое парней несут мужчину. Он так и не пришёл в сознание. Сможет ли он принять себя настолько изуродованным, когда очнётся? Я поддерживаю Дженет. Мы достали её ботинок и теперь она обута. Примерно через два часа пути Олави подбегает к Тоду с донесением.

– ДНК там всего в десятке километров. За мостом.

– Мы уже так близко к повороту? – удивлённо спрашивает Тод.

– Ну пару километров. Слева уже магистраль скоро будет!

– Ясно. Спасибо! – благодарит Тод разведчика Олави с биноклем.

«Главное здание Плазмиды – ДНК совсем близко, – вертится у меня в голове. – Куда корпораты направляются?» Начинает зарождаться идиотский план, почти такой же нелепый и безумный как предыдущий с похищением семян.

Через час ходьбы мы делаем привал. И разбиваем палатки.

Работают всего две печки, но этого хватает, чтобы приготовить еду на всех. На этот раз я уже не жду, что мне кто-то любезно принесёт еды. Я иду сам и бесцеремонно насыпаю целую миску плова с грибами. Когда я ем, то левым ухом замечаю редкие звуки гудящих моторов, проносящихся авто. Шоссе где-то совсем близко. Видимо там же где-то и мост.

Вдыхаю воздух, пропитанный ароматами влажной листвы. Мелкие песчинки-споры древесных грибов залетают в носовые ходы и вяжут корень языка. Хочется сплюнуть. Вместо этого я встаю и иду к рюкзаку с бутылями, полными воды. Когда один из таких рюкзаков носил Дилан, сейчас его функцию выполняет Абиг. Он сидит на деревянной подстилке, прислонившись спиной к рюкзаку, и отрешённо смотрит вверх, скользя глазами по пелене темнеющего неба.

Я хочу заговорить, но понимаю, что со мной сейчас говорить не хотят. В лице Абига читается обида. Я тот самый объект, на который она направлена. Интересно, Абиг сам додумался обидеться или ему Алекс подсказал? В психологии есть такая теория, что люди выказываютрзные эмоции совсем не потому, что они их испытывают на самом деле, а по причине того, что их так научили в детстве. Они усвоили это как игру и теперь лишь отрабатывают реакции по разученным правилам. Если это на самом деле так, то получается, что ни я, никто-либо другой из восстановителей ни чем не лучше заевшихся жителей центра Мингалоса. Мы выучились быть эмоциональными, а они, напротив, неэмоциональными. Каждая из двух стратегий оказывается успешной в зависимости от конкретных условий.

– Трэй, можно тебя? – это голос Патрика.

Абиг скребёт по небу. Ну и чёрт с ним! Друг называется. Ничем не лучше Алекса.

Я вынимаю одну из бутылок из рюкзака, разворачиваюсь и иду к Патрику, точнее к уже установленной палатке, рядом с которой он стоит, облокотившись на верхнее перекрытие, затаённое под плотным брезентом.

– Сьюзан чуть полегче стало, но пока ей всё ещё очень больно, – он начинает серьёзным тоном. – У меня к тебе предложение.

– Да?

– Хм. Я думаю, мы оба всё пониманием, – он почти переходит на шёпот, – мост уже близко, а там и ДНК…в общем, можешь часть ночи провести у нас…

– Часть? – переспрашиваю я, чтобы уточнить свою догадку.

– Трэй, со мной можешь не играть в эту игру. Я же знаю, – он наклоняется к моему уху, – ты хочешь свалить от нас. Так вот я предоставлю тебе шанс.

– Шанс, – ухмыляюсь я и чуть пячусь назад.

– Именно!

– Ну, шанс – так шанс, – говорю я небрежно, хотя мои лобные доли едва вытормаживают эмоциональные и моторные области мозга, желающие заехать Патрику в нос.

Он даёт мне шанс! «Ох уж спасибо, добрый ты человек», - злорадствую я про себя, стараясь при этом выглядеть небрежным.

– Сьюзан сегодня будет ночевать с Кэтрин, а ты можешь у меня, если захочешь.

Я выдавливаю из себя короткое «Ок».

– Сейчас чуть проветрюсь и приду, – заявляю я Патрику.

Несмотря на изнеможённость тяжёлым днём, спать не хочется. Я волоку ноги вдоль поляны, в надежде, что из тёмной листвы не выскочит медвемуравьед или кто-то подобный. Нужно обдумать завтрашнюю вылазку за мост. Мне во что бы то ни стало надо добраться до ДНК. Там ответы на многие вопросы. Сейчас я веду внутренний диалог не со здравым смыслом, а со своей интуицией. Она взяла вверх. Плана нет, но нет и времени его тщательно продумывать. Тёмно-серая сеть набрасывается сверх на щебечущие верхушки деревьев. Ночь охлаждается воздух. Я скрещиваю руки на груди и зябко ёжусь. Голова сама запрокидывается кверху. Глаза смотрят на лесные кроны, откуда доносится гул листвы. Есть что-то предательски грустное, тянущее за душу в этом гудении. Лесной гул у меня всегда ассоциировался с окончанием лета. Мы с дедом ходили в лес чаще всего уже в августе, когда грибы выскакивали под каждым пнём, а ягоды сами ссыпались с кустов. Август был последней надеждой на получение желанного глотка свободы перед чередой учебных дней с утомительными школьными распорядками. Вкручиваю носок в водянистый мох и думаю, что всё-таки настолько далеко и так надолго я никогда в лес с дедом не заходил. Насколько далеко я готов теперь зайти, чтобы узнать правду?