— Мне нужна будет ваша помощь, монсеньор, — тихо и с улыбкой сказал кавалер, когда епископ выпустил его из объятий.

— Всё, что в моих силах, друг мой, всё, что в моих силах, — отвечал епископ.

Дальше все пошли к столам, и Волков шёл со своими родственниками, и первым делом спросил у госпожи Кёршнер про свою племянницу, свекровью которой госпожа Кёршнер являлась, та отвечала, что с ней всё в порядке и что вся семья молится о том, чтобы она понесла.

А господину Кёршнеру не терпелось рассказать генералу о событиях, что происходили в городе:

— Теперь, как граф преставился от падения с лошади и неожиданной хвори, так всё в городе переменилось. Раньше все подряды на поставку фуража для городских конюшен совет отдавал Мёльденицу, без всякого торга, теперь же решили сделать торги. И мы за те поставки поборемся. И ещё мостить улицы дозволили Клюге…

— А Клюге… — пытался вспомнить Волков.

— Клюге наш человек, — заверил его купец, — и теперь ему принадлежит подряд на Судейскую площадь и на Старую улицу до самых Восточных ворот. И наши друзья будут поставлять ему камень. О таком раньше и мечтать было нельзя, такие жирные куски доставались лишь людям из партии графа, дружкам Гайзенберга.

— Значит, как граф помер, так всё изменилось? — не без интереса слушал эти рассказы кавалер. Конечно, Волков знал про это дело больше, чем купец, но ему нужно было знать, что о том говорят в городе и графстве.

— Истинно так, как десятый граф преставился — а кроме дочерей, детей у него не было — вроде тут и второму брату стать графом, но его второй брат от титула по хвори отказался. И вправду, куда ему, он, говорят, не всякий день встаёт с кровати, и титул достался самому младшему из Маленов, теперь десятый граф Мален — это Гюнтер Дирк Мален фон Гебенбург.

— Он же совсем молод, — произнёс кавалер.

— Но дом Маленов принял его, и сам герцог уже принял его, и на приёме, говорят, называл его «граф».

— А не говорят ли о том, что смерть десятого графа выглядит подозрительной? — спросил кавалер.

— Подозрительной? — Кёршнер искренне удивился. — А чего же тут подозрительного, упал с коня на охоте, такое бывает сплошь и рядом.

— После смерти девятого графа любая преждевременная смерть в этой семейке для меня весьма неоднозначна, — негромко, но многозначительно произнёс генерал.

Купец вытаращил на него глаза:

— То есть вы думаете…? То есть одиннадцатый граф…

— Нет, нет, нет, — Волков покачал головой и поднёс палец к губам, — я ничего такого не хочу утверждать, просто слишком всё это… как бы лучше сказать… удивительно.

Изумлённый, даже ошарашенный купец не нашёлся, что ответить, а в это время все стали рассаживаться по своим местам.

Кавалер знал, что мысль, подкинутая им Кёршнеру, в купце, учитывая его нрав, долго не задержится, уже через пять минут он поделится ею с женой. А потом и ещё с кем-нибудь, да и жена разболтает кому-нибудь из товарок по церкви, и этот слух пойдёт дальше. Нет, конечно, эти слухи не смогут лишить молодого графа титула, но, вне всякого сомнения, ослабят того в важном для кавалера деле. Теперь кавалер уже готов был потребовать от молодого графа то, что принадлежало ему, вернее, его Брунхильде. Впрочем, он не делал различия между красавицей и собой, теперь и она была частью его самого, частью дома Эшбахт. И было неважно, кому из них будет принадлежать то, из-за чего с десятым графом у него вышла ссора, то есть кому будет принадлежать поместье Грюнефельде.

Ничего нового, всё было, как было всегда. Речи восхищения, подарки от гильдий и коммун. Волков слушал вполуха, улыбался, кивал, иногда вставал, чтобы сказать ответное слово на уж очень красочную речь дарителя, но тут же, сев, поворачивался к епископу Бартоломею, который первым сел в кресло слева от кавалера.

— Монсеньор, дело, о котором я вас хотел просить, весьма деликатно, — начал Волков негромко, склоняясь к монаху.

— Конечно, друг мой, чем я могу помочь вам? — так же склоняясь к генералу, спрашивал епископ.

— Я по договору, вернее моя сестра по вдовьему цензу должна получить поместье от дома Маленов, но прошлый граф артачился, не отдавал… Так вот, хочу это поместье без распри у молодого графа забрать и сестре передать, и чтобы городские нотариусы сие засвидетельствовали.

— Ясно, и что надобно сделать мне?

— Вы, Ваше Преосвященство, письмо ему напишите, дескать, желаете его видеть завтра, пусть приедет сюда, он молод, неопытен, он не посмеет вас ослушаться. А уж как приедет, так поговорите с ним, мол, вы не желаете, чтобы длилась распря меж домом Маленов и домом Эшбахтов. И поторапливайте его в письме, чтобы он с родственниками не успел как следует поговорить. Вся его родня как раз против того, чтобы вернуть моей сестре должное.

— Поторопить? — епископ задумался. — Тогда письмо нужно уже послать нынче, сейчас же.

— Да, сейчас же, — соглашался кавалер.

После епископа на стул к нему сел банкир Герхард Райбнер, глава банковского дома Райбнеров. Сам попросился. Волков ему не отказал, Райбнеры были из тех, кто первыми когда-то ссудили его деньгами. Кавалер снова вставал, говорил ответную речь, поднимал тост за новых дарителей, гильдию ткачей и красильщиков, благодарил за уже неизвестно какой по счёту сервиз. И уже после говорил с банкиром. У банкира было два дела, он хотел, во-первых, финансировать строительство дороги до пределов владений генерала. Банкир уверял, что решение уже магистратом почти что принято.

«Почти что принято…», — он поморщился, как от кислятины.

Эта фраза уже начинала раздражать генерала, он её слышал не менее десятка раз. И всякий раз решение магистратом откладывалось. Впрочем, после смерти десятого графа такое могло и вправду случиться. А ещё банкир был уверен, что после столь славных дел у генерала должны были появиться и лишние, избыточные средства. Банкир готов был взять часть излишков себе в оборот под хороший для генерала процент.

Оба вопроса интересовали кавалера, да, и дорога, и вложение денег — всё было интересно, но сейчас для него главным вопросом оставалось поместье, и он сказал банкиру:

— Любезный друг мой, и дорога мне интересна, и деньги у меня лишние имеются, но…, - генерал сделал паузу, чтобы банкир почувствовал всю важность сказанного, — но покуда у меня не разрешится вопрос с Маленами, я побаиваюсь что-либо вкладывать в город, вы же знаете, что ещё недавно город, по наущению графа, закрывал передо мной ворота.

— Ах вот как? — чуть растерянно произнёс банкир. — Да, я слышал об этом. Но вопрос, кажется, был решён.

— Да, друг мой, да — решён благодаря нашему епископу. Но что будет дальше? Не всё так просто, как мне хотелось бы.

— Девятый граф помер, прими его душу господь, есть ли шансы на ваше с ними примирение? — спросил банкир.

— Завтра, я надеюсь, тут будет молодой граф. Я был бы вам крайне благодарен, если бы посодействовали в примирении. Тем более, что средств это не потребует.