— Всеми силами, всеми силами готов содействовать. Что нужно делать?

— Соберите влиятельных людей, городских нобилей, каких сможете, и просите у графа аудиенции, настойчиво просите, а как добьётесь, так говорите о том, что город и всё графство желает, чтобы меж ним и мной был мир. И если такое случится, то уж, конечно, ваш банк будет строить дорогу, и я, конечно, доверю вашему дому тысяч сто талеров. Если, конечно, вы предложите хороший процент.

— Сто тысяч? — сумма, кажется, понравилась банкиру. — Конечно, конечно, я предприму все возможные усилия. Как только граф покажется в городе, я и многие другие достойные люди будем просить его о достижении мира меж вами.

Да, сейчас, именно сейчас и нужно было вытрясти из мальчишки поместье, пока его родственники, все эти злобные, жадные тётки и свора двоюродных братьев и сестёр, не научили его кусаться и отстаивать семейный домен.

«Пока он сам ещё не окреп ни умом, ни ухом, нужно забрать у него Грюнефельде. Сын Брунхильды должен иметь свой дом. Да и в разговоре с герцогом умиротворение распри с графом будет ещё одним поводом к примирению».

Вот почему это было важно сделать с первой встречи, решить вопрос с первого раза. Пока молодой граф не оброс умными советчиками.

«Сколько мальчишке лет? Шестнадцать? Семнадцать, кажется? А он уже граф. Ещё голова от счастья такого кружится, как от вина, а мне нужно сделать так, чтобы он чувствовал, что все вокруг за то, чтобы он отдал поместье. Конечно, он меня боится сейчас, но и мнение других людей должно также довлеть над ним».

После к нему подсел глава гильдии кузнецов и оружейников, по осанке и стати и сам, кажется, в прошлом кузнец. Волков знал, о чём будет говорить этот человек. Конечно, о дешёвом угле, а кавалер вспомнил, что его кузнец просил строить мельницу для ковки полос и листа, и спросил у главы гильдии, есть ли надобность в листе и полосе у гильдии.

— Так для кузнеца и оружейника хороший лист и хорошая полоса, а ещё и хорошая проволока — что хлеб для человека, в этом всегда есть надобность.

— Что ж, прекрасно, — говорил ему Волков. — Если завтра у меня с графом получится помириться, так и у вас, друг мой, будет дешёвый уголь, так как дорога хорошая будет построена не только до моих владений, но и прямо до пирсов, и, возможно, я позволю вашей гильдии, чтобы вы покупали уголь у меня прямо там.

— Вот лишь о том и просим вас, господин генерал.

— А я в свою очередь, попрошу вас завтра от гильдии вашей пойти делегацией к графу и просить о примирении.

— Будем, будем просить, не надобна городу распря промеж сильнейших в графстве домов.

У кавалера на стуле уже сидел пятый гость, а весь стол, отведённый под подарки, был заставлен ими, уже прошла вторая смена блюд, когда пришёл к нему епископ. И видя, что место просителя занято, склонился к кавалеру и сказал:

— Письмо отправлено. Прошу в нём графа быть завтра в городе для важного разговора.

Волков обрадовался, но в то же время и заволновался:

— Приедет ли?

— Надеюсь на то, так как с письмом послал я двух святых отцов, разумнейших из тех, что состоят при мне. Надеюсь, они уговорят его приехать.

В речи монаха слышалась уверенность. Уверенность — как раз то, что Волков и хотел слышать. Да, генерал вложил в епископа и деньги огромные, и сто душ мужиков отдал, не считая баб и детей, и теперь вложения должны были окупаться, поэтому он очень хотел слышать уверенность в словах святого отца.

Дальше другие важные люди приходили к Волкову говорить, в том числе и господин Виллегунд, хлопотавший о поддержке на новых выборах бургомистра и суливший за то золотые горы, и главы торговых гильдий, говорившие о желании строить дорогу и лавки в его пределах, и всякие прочие люди; уже были все смены блюд, уже стали убирать столы, готовя место для бала, когда вдруг к нему попросился на разговор и сам новый, временный, назначенный до следующих выборов, бургомистр Гайзенберг.

Начал он с того, что был рад как-либо услужить господину генералу.

«Да. В городе и вправду всё изменилось, если человек, что велел не открывать передо мной городских ворот, теперь говорит, что будет рад служить. Видно, совсем людишки не верят в молодого графа».

— Кажется, это вы издали указ не открывать предо мной и моими людьми городских ворот? — уточнил Волков без всякой видимой строгости.

— Ну, на то было наивысшее пожелание, — начал мяться бургомистр. — Вы должны меня понять, господин кавалер. Я не всеволен, а чаще и вовсе зависим от обстоятельств.

— Наивысшее пожелание? — уточнил генерал. — То есть то была воля герцога, а графское желание тут не при чём?

— Да, — нехотя согласился Гайзенберг, — граф в исполнении того приказа герцога проявлял удивительное рвение.

Волков понимающе кивал головой, смотрел на бургомистра по-отцовски ласково:

— А вы знаете, господин Гайзенберг, отчего возникла вражда меж мной и графом?

— Об этом все знают, то спор меж вами из-за какого-то поместья.

Волков опять кивал:

— Возможно, завтра граф будет тут, в городе, и я бы навсегда позабыл про ваши действия против меня, если бы вы согласились поговорить с графом на предмет восстановления мира.

— То есть мне надобно уговорить графа отдать вам поместье.

— И я буду вашим другом.

— Приложу все усилия для восстановления добрых отношений меж вами и графом.

— Да уж, постарайтесь, — весьма многозначительно сказал кавалер.

И бургомистр понял эту многозначительность.

Кавалер едва ответил госпоже Ланге, когда та сказала, что устала и едет в дом Кёршнеров спать. Он кивнул ей, продолжая слушать очередного гостя на стуле возле себя. Едва понял, что она говорит.

А когда уже спохватился, то Кёршнер сказал, что Бригитт ушла, когда ещё темно не было. А сейчас на улице уже стояла ночь. Волков встал и откланялся. Поехал с Кёршнерами к ним в дом, думая, что надобно уже подумать и о своём доме в городе.

Время было позднее, ему хотелось пойти и лечь в одну постель с Бригитт да обнять её, но сначала он поговорил с Кёршнером, и тот убедил его сейчас же позвать юристов для консультаций, не дай Бог завтра граф согласится передать поместье, а из-за какой-то мелочи бумажной дело сорвётся. Такого никак нельзя было допустить. Заодно позвали одного из трёх городских нотариусов и, уже дождавшись всех, стали обговаривать дело. С этими господами, пока всё разъяснили да всё выяснили, просидели едва ли не до двух часов ночи. И лишь тогда он пошёл спать к своей Бригитт.

Дорого обошёлся кавалеру епископ, очень дорого. Но уже теперь начал он приносить пользу. Не осмелился Гюнтер Дирк фон Гебенбург, десятый граф фон Мален, ослушаться просьбы епископа прибыть в город. Конечно, в дорогу он взял с собой целую свиту, два десятка людей из своих друзей и родственников. Верхом ехали и в каретах. Понимали люди семьи Мален, что не так просто звали графа в город как раз в тот момент, когда там был прославленный родственник и враг их дома. И сначала кавалькада из прекрасных молодых господ и родственников графа поехала во дворец графский. Но около их дома процессию встречали горожане. Лучшие представители города тут же просили аудиенции.