— Говорят, что у герцога не всё хорошо с деньгами, — вставил хозяин дома, купец Кёршнер. — Он всё тянет с оплатой той кожи для сбруй, что мы ему поставили для его конюшен ещё прошлой осенью.

Но никто не прислушался к словам купца, все слушали капитана. А тот продолжал:

— После меня пригласили в одну залу, предложили сесть, налили вина, а после туда пришёл и сам герцог. Но не один, с господами двора, господа по виду были военными, а потом туда пришла и графиня…

— Графиня? — спросил кавалер. Конечно, все и так поняли, о какой графине идёт речь, но он уточнил задумчиво. — Графиня фон Мален?

— Да-да, — подтвердил Рене. — Ваша сестра, генерал. Вошла без всякого спроса, с какой-то товаркой, приятной госпожой. Сели и тоже меня слушали.

— Слушали вас? А вы что-то герцогу рассказывали? — опять спросил кавалер.

— Конечно, сначала он меня поблагодарил… Вас поблагодарил за подношение, а потом высказал вам, что, дескать, дерзки и будете посему наказаны, как и всякий ослушник. А потом господа сели и стали спрашивать меня о вас.

— Что спрашивали?

— Да всё, но больше о том, как вы воюете. Сколько рядов ставите в баталию, сколько держите арбалетчиков, сколько стрелков. Спрашивали — правда, что таскаете большие орудия и применяете их в поле? Я говорил им, что везде с пушками ходите. А они удивлялись, сравнивали вас с королём, врагом нашего императора. Ещё спрашивали, был ли я при деле на реке и у оврагов, были ли я с вами при Овечьих бродах, был ли в кампании на том берегу. Ну, я и говорил, как есть…, - тут капитан вдруг осёкся, посмотрел на кавалера и спросил: — Может, не нужно было всего говорить им?

Генерал лишь рукой махнул:

— Ничего, пусть знают, — он чуть подумал. — Так, значит, герцог и его люди обо мне справлялись?

— Только о ваших деяниях и спрашивали, — отвечал капитан.

«Что ж, кажется, время пришло».

Кавалер повернулся к хозяину дома и спросил негромко:

— Друг мой, не найдётся ли у вас шести тысяч талеров, в я верну вам, как только доеду до дома.

— Найдётся, — отвечал купец. — Когда они вам понадобятся, сейчас?

— Завтра к утру.

— Будут, — заверил его господин Кёршнер.

И Волков тут же продолжил:

— Капитан, прошу вас ещё один раз съездить в Вильбург.

— Ещё раз? — удивился Рене. Кажется, у него были другие планы. Кажется, он хотел к жене, домой, но это Волкова не волновало:

— Да, нужно отвезти письма в Вильбург.

— Письма…? Для герцога?

— Нет, для других влиятельных персон.

— Но письма может отвезти и посыльный, — всё ещё не хотел ехать капитан.

— Посыльный не может отвезти деньги к канцлеру и министру герцога. А вам я доверяю, — закончил кавалер, вставая.

Он ушёл в свои покои и сел за стол.

Первое письмо он писал… Конечно же, графине. Брунхильда должна была знать, что у её сына теперь есть дом, и этот дом зовётся поместье Грюнефельде. Всякое о том поместье говорили, рассказывая о его доходности, скорее всего, привирали, но в том, что поместье даёт три, четыре, а может, и все пять тысяч талеров годового дохода, — в этом генерал не сомневался. Ещё хорошо было то, что расточительная Брунхильда, давно забывшая цену деньгам, не могла его ни продать, ни заложить, так как поместье принадлежало не ей, а четвёртому сыну графа Малена. Графиня же была лишь опекуншей. Волков, зная вздорный нрав Брунхильды, решил внести этот пункт в акт о собственности, после того как ему это посоветовали адвокаты.

Теперь же он писал ей об этом, приписывая, что пошлёт ей ещё и тысячу талеров.

«Отныне Георг Иероним Мален фон Грюнфельд, племянник мой, без дома не будет. И имя Грюнфельд будет носить заслуженно. В ответ же прошу лишь одного от вас, дорогая моя сестра. Я прошу, чтобы вы похлопотали у герцога о моём прощении, ибо не ищу я более ничего и ничего так страстно не желаю, как примирения с моим сеньором. В том на вас уповаю».

Втрое письмо он писал канцлеру герцога, господину фон Фезенклеверу. Писал он ему просто и без затей:

«Милостивый государь, думаю, что распря наша с герцогом ни мне, ни герцогу не полезна, и прошу вас похлопотать о прощении для меня. И во мне вы обретёте себе друга, а дому Ребенрее верного сторонника. И для ускорения дела посылаю вам посильное преподнесение, милости вашей ища».

Канцеру, зная его нрав и немалые запросы, кавалер решил послать три тысячи монет. Тут скупиться было нельзя, канцлер хоть и не женщина, к которой герцог благоволит, тем не менее человек, который видит Его Высочество ежедневно, который и влияние на него имеет. Пренебрегать фон Фезенклевером было никак нельзя.

Третье письмо он писал тому человеку, что уже когда-то хлопотал за него перед герцогом. Ещё тогда, когда герцог о кавалере и не знал даже. То был министр Его Высочества барон фон Виттернауф.

Да, тот самый с которым они познакомились в каком-то маленьком городишке, в каком-то трактире, когда барон просил его найти человека и важные бумаги в неприятном городе Хоккенхайме.

Его тоже генерал просил посодействовать в поиске высочайшего прощения. И учитывая, что Волков, хоть и нехотя, но подвёл барона, который рекомендовал его герцогу как человека нужного, генерал слал барону денег. Две тысячи монет. Тут опять нельзя было жадничать, может, барон и злится ещё на кавалера и помогать не станет, но денег нужно дать, хоть для того, чтобы не мешал. Ведь при дворе герцога у Волкова был старый недоброжелатель, и недоброжелатель весьма влиятельный, это был не кто иной, как обер-прокурор земли Ребенрее Вильгельм Георг фон Сольмс, граф Вильбург. Да ещё там же проживает старый и никак не помирающий от своего чревоугодия епископ Вильбургский. Ещё тот ненавистник кавалера.

Так что жалеть денег было нельзя, даже нейтральная позиция барона была кавалеру надобна.

«Две тысячи монет, думаю, расположат ко мне барона, пусть берёт, не жалко, лишь бы дело выгорело, лишь бы получилось замириться с герцогом».

С письмами было покончено, и он, пытаясь платком оттереть чернила с пальцев, пошёл в обеденную залу, где и нашёл всех, и капитана Рене в том числе. Но нужен ему был сам хозяин дома.

Он отзывал его в сторону:

— Друг мой, есть ещё одно дело, которое не даёт мне покоя.

— Уж не распря ли с герцогом то дело? — догадался Кёршнер.

— Именно распря. Именно, — соглашался кавалер.

— И что вы хотите сделать, дорогой мой родственник? И чем я могу вам помочь?

Волков чуть помолчал, подбирая нужные слова, и сказал после:

— Думаю, неплохо было бы… Да, было бы совсем неплохо, если бы от города к герцогу поехала делегация из видных горожан.

— Что ж, сия мысль хороша. Готов вам в том содействовать, готов даже сам, среди других, поехать к герцогу, чтобы просить его вас простить.