Вторая причина, по которой некоторым людям относительно легко объединять прах домашних животных и владельцев, заключается в том, что кремированные останки находятся на один шаг дальше от первоначального тела. Эта идея тесно связана с только что сделанным замечанием о различии тела и души, но сущностно отличается от него. Здесь прах рассматривается как нечто отличное от тела, существовавшего когда-то. Тело может стать непосредственным триггером для памяти. Одна из причин, по которой значительное меньшинство предпочитает погребение, заключается в том, что захороненное тело все еще выступает, силами воображения выжившего, как триггер для памяти и как одна из основ для продолжающихся отношений, продлеваемых при посещении могилы и частом общении с мертвыми. Пепел, напротив, стоит от тела дальше. Физический труп все еще имеет некоторое сходство с живым человеком, даже захороненный труп можно представить себе, но пепел не становится ключом к умершему; он представляет воображению относительно меньший простор для творчества. Это может быть одной из причин, по которой люди предпочитают кремацию в ситуации, когда уже переполнены воспоминаниями прошлого.

Пепел и технология

Именно в этом смысле кремированные останки уводят мертвых еще дальше от живых. Это отражает антропологическое исследование Роберта Герца о том, что первая стадия погребальных обрядов имеет дело с телом, которое воплощает жизненную активность, а вторая стадия связана с новым статусом и идентичностью мертвых[650].

Пепел символически менее нагружен, чем мертвое тело. Он представляет меньше триггеров для горя, так как предполагает отдаление от мертвых. Это, конечно, обобщение, всегда есть люди, для которых кремированные останки умерших являются чрезвычайно важными точками для соприкосновения в памяти и опыте. Но в целом прах символически отличен от тела.

В этом контексте не следует забывать о кремации как о механическом процессе. Мы уже рассматривали значение крематориев в связи с подъемом индустриального общества в Британии; здесь я хочу предположить, что в определенном смысле пепел является символом технологии кремации тел, будь то тела животных или людей. Сам процесс является нейтральным или технологичным, использующим эффективные средства сжигания. Крематоры в крематории представляют собой все более сложные механизмы, разработанные для максимального сокращения объема тел до минимального количества останков с минимально возможным выбросом токсичных или вызывающих неприятные чувства газов и дыма. Развитая система регулирования Великобритании и Европейского союза посвящена этому процессу сжигания, и она делает кремацию человеческого тела аналогом кремации останков животных или любой другой формы «отходов» (waste). Здесь мы наблюдаем совершенно иную картину, по сравнению, например, с кремацией в Индии, которая по сути является религиозным обрядом и регулируется теологической интерпретацией, как обсуждалось в главе 5.

Горе животных

Последний вопрос касается самих животных и того, знают ли они горе. На этот вопрос трудно ответить из‐за степени антропоморфизма, включающегося в нашем восприятии поведения животных. Сообщается, например, что некоторые высшие приматы проявляют форму расстройства, которая не является усвоенной реакцией, когда сталкиваются с «мертвыми или изуродованными представителями» их собственного вида[651]. Некоторым животным, которые проводят вместе долгие периоды своей жизни, в том числе слонам, дельфинам и шимпанзе, порой свойственно поведение, которое люди могут интерпретировать как чувство потери. Здесь, однако, мы должны помнить о том важном факте, что для животных долгое пребывание в депрессивном состоянии не способствует выживанию, особенно говоря о видах, которые являются пищей для других[652]. И хотя встречаются рассказы о слонах, пытающихся разбудить умирающего члена стада, оставаясь с трупом некоторое время после смерти, прежде чем уйти от него и скрыть его в растительности, это не означает, что они испытывают горе, подобно людям, у которых есть самосознание, или обладают групповым сознанием[653].

Здесь многое зависит от идей эмпатии и от того, как наше представление о собственном существовании перекликается с ощущением того, что другие могут существовать подобно нам[654]. Есть некоторые свидетельства того, что дети очень рано начинают понимать разницу между живыми существами и артефактами[655] и что, хотя они могут различать живые и мертвые вещи, это различие перерастает в своего рода осознание смерти только в возрасте около десяти лет[656]. Здесь возникает вопрос о том, как социальные ценности и обычаи все в большей степени влияют на отношение детей к смерти, будь то смерть их домашних животных или других людей. Данная ситуация приводит нас к сложному взаимодействию живых и «неживых» вещей, представленных роботами, и это будет первый вопрос, к которому мы обратимся в следующей главе.

Люди взаимодействуют не только с животными и не только в них обнаруживают некоторое интерактивное выражение чувства идентичности. Для конца ХХ и начала XXI века характерно широкое взаимодействие с компьютерами, с онлайн-мирами, личными аватарами, а также с многочисленными формами социальных сетей, включая множество сайтов, посвященных увековечиванию памяти мертвых[657]. Из появления моделей роботов, облик которых задумывается человеческим, возможно, неизбежно следует, что ученые и инженеры испытывают эмоции в отношении этих андроидов. Более того, если и когда роботы перестают существовать, они, видимо, вызывают эмоциональную реакцию, на что обратил внимание Масахиро Мори[658] и для обозначения этого он ввел термин «реакция „зловещей долины“»[659].