Колдун не двигался, ни жив ни мертв, только следил затравленно, как по его лаборатории ходят два громадных человека в доспехах, но почему-то ничего не рушат.

Я оглянулся, указал ему на решетку с зияющей дырой. Колдун вздрогнул, лицо исказилось, но послушно повел дланью. По железным прутьям побежал рой искр, резко и сильно запахло озоном, решетка исчезла.

Растер хищно присматривался, к чему бы придраться и что бы разгромить, а я небрежно помахал рукой.

- Думаю, с интеллигенцией договорились. Сэр Растер, пойдемте. Нужно прикинуть, кому отойдут эти земли. Если слишком велики, разделим.

- Я даже знаю, - сказал Растер обрадованно, - как лучше раскроить эти владения. Чтоб одним грудинку, другим лопатки, третьим шейку…

- Охотно послушаю.

Мы вышли, я в дверях обернулся и послал магу одобряющую улыбку. Он содрогнулся и торопливо поклонился.

- Пришлю своего заместителя по научной части, - сказал я властно. - Зовут его Маркус, он посвятит в детали. Все, продолжай работу! О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья век…

Конечно же, я, как и абсолютное большинство населения, не читал Священное Писание. И даже не видел, как оно выглядит. Но делает ли это меня плохим человеком? Думаю, не делает даже плохим христианином, хотя такое не рискну сказать даже умному и проницательному отцу Дитриху. Священное Писание, как мне кажется, и так есть в каждом из нас, это всего лишь простейшая арифметика нравственных правил.

Они впитываются в человека сами по себе по мере того, как живешь, встречаешь перемены, относишься к другим людям. У одних звучат громче, у других едва слышны, но даже закоренелые злодеи чувствуют, когда поступают неправильно, и часто перед смертью каются, просят прощения.

Я, рыцарь и паладин Ричард Длинные Руки, никогда не читал Священное Писание и вряд ли прочту. На бумаге, в дереве или на камне. Потому что постоянно читаю в делах и свершениях достойных людей. Вижу в чистых глазах Макса, слышу в голосах людей, вижу в засеянных полях и вырастающих городах. Вижу в самой цивилизации, что, как феникс, снова и снова возрождается из пепла.

Уверен, что и погибала только потому, что нарушала эти правила. Уже не отдельные люди, те нарушают часто, а как цивилизация нарушила, за что и поплатилась. И если мы удержим в рамках нравственности Священного Писания или целесообразности, называй как хочешь, пусть не себя, свиней поганых, нас удержать трудно, а цивилизацию, то сумеем избежать новой катастрофы, что останется в памяти выживших как Очередная Великая Война Магов.

Если на этот раз не испепелит планету так, что и шахтеры не выживут.

Холодок пробежал по моей шкуре, я поежился. Дорога из Зорра дальняя, но должны бы уже приехать отец Дитрих, а также те, на кого бы я сумел опереться. Мне мало просто преданных мне рыцарей, они слишком уж от мира сего, чистого, благородного и зашоренного, нужны такие, как барон Альбрехт, но хорошо бы без его доли цинизма и меркантильности.

Я вздрогнул, открыл сонные глаза. Справа от меня в трех шагах багровые угли костра, спина мерзнет от ночного холода. Если бы я не сказал гордо вчера вечером, что буду спать у костра вместе с остальными, то, может быть, не лезли бы в голову тревожные мысли о нравственности и судьбах цивилизации, а снились бы голые бабы, ну люблю эти сны, люблю, хоть и просыпаюсь иногда с мокротой в штанах.

Солнце уже поднимается из-за горизонта, громадное, словно Юпитер, наблюдаемый с Каллисто, желтое, покрытое окалиной шлака размытых облаков. Еще не режет глаз, и вот так, когда полусонный наблюдаешь за его восходом, лежа у потухшего костра, вижу на его фоне, как на подсвеченной декорации, стебли травинок, на одной - застывшее от ночного холода тельце кузнечика.

С первым упавшим на него лучом он начал медленно шевелиться, разогревая тело, все быстрее и быстрее, надо успеть раньше других захватить лучшие корма и самому не попасть более сильным на корм.

- Я тоже кузнечик, - пробормотал я, - еще тот кузнечик… Всем кузнечикам кузнечик…

Рядом на валуне сгорбился, подстелив под задницу конскую попону, свернутую вчетверо, один из рядовых воинов, в руках длинная толстая палка с обугленным дымящимся концом.

- Проснулись, ваша светлость? - пробормотал он сонно. - Да, утро больно свежее… Как бы не вернулись заморозки. Говорят, такое бывает даже в мае.

Он напрягся, когда в моих ладонях появилась чашка с дымящейся жидкостью. Я пил жадно, мозг очищался от тягостных испарений сна, слух начал улавливать шевеление громадного войска, вздохи, сонное бормотание, позвякивание железа.

- Ну что? - спросил я сипло. - Какие новости?

- Да вроде бы ничего, - ответил он с недоумением. - Ночь все-таки… Ночью только призраки ходят. Да еще потерянные души.

- А это кто? - спросил я с тоской.

- Души воинов, умерших без причастия, а еще души некрещеных младенцев, потом часто попадаются непринятые души…

- Со всеми разберемся, - прервал я. - Вот приедет отец Дитрих… А не приедет, то вызову отца Ульфиллу. Тот вообще выжжет здесь все на десять футов в землю. Не пощадит ни правых, ни виноватых, но никакие потерянные души после него уже не останутся.

Он спросил испуганно:

- Как же, ни правых, ни виноватых? Все мы в чем-то да виноваты! Господь велит быть милосердным.

- То Господь, - ответил я. - А мы, люди, толкуем его слова, как нам выгоднее. Одни слишком милосердны, другие - наоборот. А в целом… да, все путем.

Из шатра вышел барон Альбрехт, сухой, подтянутый, собранный, словно проснулся уже пару часов тому. Посмотрел на меня неодобрительно.

- Не спали, сэр Ричард?

- Спал, - заверил я. - Мне много не требуется. Какие новости?

Он не удивился вопросу, хотя какие вроде бы новости у человека, спавшего в шатре.

- Поздравляю с гроссграфством, - сказал он бесстрастно. - Теперь это уже бесспорно.

- Ого, - сказал я. - Впервые вы меня… так? Какие-то новые сведения?

- Нет, - ответил он и присел со мной рядом. - По сути, из нежелающих признавать вашу власть остался только граф Фондлер. Думаю, если к нему подступиться с таким вот войском, он тут же велит открыть ворота.

- И все?

- Еще леди Изабель, - сказал он. - Муж уехал куда-то и пропал, она правит в его отсутствие. Но у нее замок не так уж и велик, укреплен плохо, захватить будет легко.

- Действуйте, - одобрил я.

- Тогда я поднимаю войско? - спросил он. - И закончим эту моментальную кампанию, которую вы почему-то называете затянувшейся.

- Потому что я мысленно ее уже давно закончил, - огрызнулся я. - И занимаюсь тем, чего никто не делал! А захватывать замки и земли… что тут особенного? Всю историю этим только и занимались. Но… нафига?