Его глаза.

Я люблю в нём всё. Но взгляд, которым он каждый раз на меня смотрит, дарит самые сильные эмоции. Я чувствую себя самой желанной, самой красивой и самой любимой девушкой на земле.

И этот взгляд принадлежит только мне.

Потому что Калеб только мой. А я – его.

– Я видел Мики, – безразлично произнёс он, прокладывая дорожку из поцелуев вниз по моей ключице и замирая губами на груди. – Он НЕ передавал тебе привет.

На секунду внутри всё сжалось. Но не потому, что к Мики у меня остались чувства… Нет, даже не так. Чувства остались. Чувства к старшему брату, который порвал со своей младшей сестрой все связи. Уверена, если он и не ненавидит меня, то точно хранит обиду в сердце. Ведь я предала его. И пусть он согласился, что наше расставание пойдёт нам обоим на пользу, но я сомневаюсь, что Мики искренне в это верит.

Зато благодаря моей выходке с переодеванием Мики заключил контракт с Victory Records, и запись их первого альбома происходит в Сеуле при поддержке бывшего лейбла Калеба. О, и Смурф там же. С Мики. Эти двое должны быть безмерно счастливы дару, свалившемуся с небес. Вряд ли кто-то хоть раз задумался над тем, кому они в действительности обязаны своей будущей популярностью.

Ну и ладно. Меня это абсолютно не беспокоит. Ведь таким образом, подарив Мики шанс на успех, я могу чувствовать себя не настолько виноватой, как могла бы.

Жаль только Дылду, которому ничего не предложили. Он, видите ли, из-за своего двухметрового роста не подошёл агентству по типажу. Мне действительно было жаль моего друга, пока однажды, три месяца назад, Калеб не собрал нас троих в одной из лучших репетиционных студий Лос-Анджелеса и не вручил мне документ, подтверждающий авторское право на название «Адские пончики», зарегистрированный на моё имя.

– Мы просто не имеем права не отдать дань уважения твоему учителю, – с хитрой улыбкой сказал он ошарашенной мне. – Ведь если бы не он, ты бы никогда не взяла в руки гитару. Никогда бы не переоделась в парня. И никогда бы не встретилась со мной.

– Впервые мы с тобой встретились, когда твой лимузин чуть не размазал меня по асфальту, – с ухмылкой заметила я.

– О. Да? – брови Калеба весело приподнялись. – Значит, будем считать, что это Эдвард тебя толкнул под колёса.

Дылда вернулся на своё законное место бас-гитариста в группе. Я – к своей гитаре. А Калеб занял место фронтмена и ритм-гитариста.

У нас нет планов создавать коммерческий проект. Я поняла, что мне это не нужно. Никому из нас не нужно. Шоу-бизнес, может, и привлекательная штука, но если он способен разрушить наши с Калебом отношения, которые я ни на что не соглашусь променять, значит, пришло время от чего-то отказаться. Нашей паре и так хватает папарацци под окнами квартиры, и вовсе не хочется усугублять это ещё больше. Контракты, безумные графики, интервью, фотосессии… Меньше всего на свете хочется возвращать в это во всё Калеба. Ведь он только недавно начал высыпаться по ночам.

А я?

Иногда абсолютный слух и умение отлично бить по струнам ещё не говорит о том, что это твоё призвание.

Порой судьба преподносит гораздо больший подарок, и тогда ты понимаешь, что главная цель твоей жизни, твоя мечта, твои стремления, возможно, и существовали всё это время лишь для того, чтобы найти в этой жизни нечто большее. Найти его. Того самого. И навсегда.

Мы сняли студию и записываем в ней свои песни. Когда хотим и во сколько хотим. У нас нет графика. Наш барабанщик отличный парень и прекрасно понимает, что наша группа – временное явление. Как только альбом будет записан, мы прокатимся по всему побережью с концертами на небольших площадках, а потом оставим это счастливое время в прошлом. Наш также временно нанятый менеджер уже вовсю занимается подготовкой и распространением билетов. И он мне нравится. Мало говорит, много делает.

«Пончики» будут услышаны. Так, как я об этом мечтала. И эта мечта стала вдвойне приятней, потому что всё это время рядом со мной на сцене будет находиться Калеб. И мы будем вместе творить волшебство.

«Под одним небом» – так называется наш первый и единственный альбом. После чего мы сможем полностью посвятить себя друг другу. И у нас уже есть планы на этот счёт. И эти планы мне очень нравятся! Особенно первая часть, которая касается переезда в город, где на Рождество люди не загорают под солнцем.

Единственный неудобный момент во всём этом – заключение письменного договора с моим отцом. Естественно, он был категорически против наших выступлений, но и здесь Калеб сумел переубедить его. Так что я всё больше и больше уверяюсь в том, что мой отец на все сто процентов притворяется в своей неприязни к моему парню.

У нас есть полтора года. Никаких провокационных песен. Никаких скандалов. Никаких контрактов (для меня). И никакого продолжения после истечения этого времени. Вот каков был договор с моим отцом.

И я не против.

Нам вполне хватит этого времени, чтобы «Пончики» стали чем-то большим, чем панк-группка, играющая в затхлых клубах, и оставили после себя память в виде одного отличнейшего альбома!

– Лекса… – С губ Калеба сорвался громкий вздох, когда я кончиком языка прокладывала влажную дорожку от его паха до самой шеи. Он обхватил меня руками и вновь перевалил на спину, раздвинув мне ноги и оказавшись между моими бёдрами.

Мне нравилось, с какой силой он ласкает моё тело. С каким безумием в глазах смотрит, когда оказывается во мне. Как под ритмичные неспешные движения, которые становятся всё быстрее, всё ненасытней, шепчет на ухо моё имя и слова любви.

Он любит меня…

Секунды превращаются в минуты. Наши пальцы сплетаются и вновь скользят по влажным разгорячённым телам. Губы терзают друг друга и жадно покусывают, усиливая ощущения взаимного поглощения.

Моя спина выгнулась навстречу Калебу, и его губы прильнули к моей шее в поцелуе, ладони легли на мои щёки и притянули к себе.

– Я люблю тебя, Лекса, – прошептал Калеб, достигая пика удовольствия.

С громким стоном, сорвавшимся с губ, я запустила руку в его волосы и изогнулась навстречу эйфории, под звуки неистово стучащего в груди сердца и громкого дыхания Калеба.

– Я люблю тебя, Калеб, – измученная удовольствием, я мягко улыбнулась, притягивая его к себе, чтобы ещё раз поцеловать.

Калеб уснул. Днём. И каждый раз, когда вижу его спящим, я отчасти горжусь собой, что теперь ему не нужно принимать снотворное, чтобы как следует выспаться. Его сон больше не тревожный, и он почти не вздрагивает во сне и не бормочет о том, что опоздает на рейс или не успеет на интервью.

Калеб успокоился. И в такие моменты я готова часами лежать рядом с ним на кровати и просто наблюдать за его расслабленным лицом и слушать его размеренное дыхание. Почти невесомо касаться кончиками пальцев чёрного тату на спине, плавно обводя его контуры и каждый раз замирая на одном-единственном листочке, полностью поглощённом языками пламени, с улыбкой думать о том, что теперь он сгорел, как и его болезненное прошлое, которое Калеб нашёл в себе силы отпустить и полюбить вновь.