Нахмурилась, глядя на чёрные туфли подруги, потому что ни в какой плитке никакой каблук не застревал.

– Привет, мальчики, – кокетливо улыбнулась та охранникам и в ту же секунду вытащила из-за спины чёрный скейт Мики и, не рассчитав силу, больно ударила меня им в грудь. – Сейчас!!! – закричала Эстер и бросилась наперерез «гладиаторам», в то время когда я, абсолютно не понимая, зачем это делаю, ударила колёсами об асфальт, подобрала полы платья и рванула вниз по улице.

– Первый поворот направо!!! – закричала Эстер вдогонку, и я легко выполнила её просьбу.

Сердце билось так часто и так громко, что я с трудом услышала сигналящий мне автомобиль, из которого вдруг появился неизвестный мужчина в кепке и прокричал на всю улицу:

– Прямо до перекрёстка! На нём налево и наискосок через парк!

Это он мне, что ли?..

Что происходит?

На середине утопающего в зелени парка дорогу мне преградили девушки лет шестнадцати и, весело хихикая, скорее всего из-за моего классного платья, указали на следующий поворот.

«Ну же, сердце, не бейся так сильно, разочарование будет слишком болезненным».

Дорога, на которую я выехала, вела к набережной, но огромная светящаяся красная стрелка в человеческий рост, установленная прямо по центру тротуара, кричала:

«Лекса. Поворот направо».

И я рванула не к океану, а вдоль него.

– Съезд!!! – закричала мне пожилая дама, выгуливающая собачку. – Съезд, говорю!

– Ага. Спасибо. – Сделала, как хочет ворчливая старушка, и выехала на небольшую, утопающую в зелени территорию, прямо перед одной из старых кафешек, куда мы с Эстер очень любили заглядывать, – настоящий уголок живой природы посреди мегаполиса.

И в этом уголке живой природы… идёт снег.

Скейт отскочил в сторону, и руки оказались больше не в состоянии держать слои платья. Они вообще отказывались что-либо делать. Мои волосы наконец обрели свободу после тугой прически – их развевал теплый ветер. Неужели это и правда снег? Я застыла, не решаясь пошевелиться или моргнуть, опасаясь, что всё это может исчезнуть.

Это снег. Самый настоящий снег. Он умеет кружиться и плавно оседает на горячую землю, в тот же миг превращаясь в капельки воды. Он касается моего лица и голых плеч… И он холодный. Как самый настоящий снег.

Самый настоящий снег… В центре Лос-Анджелеса.

Что подсыпали в моё шампанское?

Не знаю, сколько я так простояла, ошарашенная увиденным, наслаждаясь прохладой снежных хлопьев и не в силах поверить в то, что он это сделал…

Как?..

Это не он.

Кто это сделал?

Вокруг не было ни души. Я не слышала звуков, кроме неистово стучащего в груди сердца, умоляющего меня поверить в то, что он здесь. В то, что Калеб это устроил. Для меня.

И в то, что он умеет телепортироваться.

Наверное, я жутко выгляжу со стороны в своём пышном платье под снегопадом. Жутко, потому что на мне нет лица. Я в шоке. И я ничего не понимаю.

– Эй, Харпер! – раздался весёлый женский голос из-за спины. И этот голос показался мне невероятно знакомым.

На летней террасе маленького одноэтажного кафе «Пара-ми» за столиком сидел один-единственный посетитель.

Тейт улыбалась мне и плавными движениями поглаживала огромный живот. Махнула рукой, чтобы я подошла поближе, и далеко не с первой попытки я вспомнила, что значит передвигать ногами.

И почему Тейт здесь?

– У Калеба не так много друзей в Лос-Анджелесе, – улыбнулась та, движением головы отбрасывая длинные локоны за плечи.

У Калеба…

– И… и… что ты… здесь…

– Что я здесь делаю? – усмехнулась Тейт, протягивая мне стакан с водой, и я была ей безумно благодарна за это, потому что ещё ни разу в жизни у меня во рту не было так сухо. – Контролирую ту снежную пушку за домом. – Тейт кивнула на кафешку и пожала плечами. – И по просьбе Калеба жду тебя.

По просьбе?

Так его здесь нет.

Он не приехал.

«Я же говорила тебе, сердце. Будет больно…»

– Держи, – Тейт протянула мне сложенный вдвое листок бумаги.

«Этот снег не совсем настоящий. Но он холодный. Я проверял. Даю слово, что это Рождество ты проведёшь под снегопадом. И он точно не будет подделкой. И следующее Рождество. И следующее. И так до бесконечности, Лекса. Прости, что не могу сейчас быть рядом с тобой. У меня важные дела в другом месте, и мне очень жаль, что я не могу выйти из дверей кафе с букетом цветов в руках, обнять и закружить тебя под снегом. Это ведь было бы эпично, как думаешь?..

Я скучаю по тебе. Невыносимо. И я по-прежнему уверен, что мои чувства взаимны. Калеб».

Всё?

Это всё?

Чёрт. Только разреветься перед Тейт не хватало.

Я идиотка.

И я ещё бо́льшая идиотка, потому что вместо того, чтобы радоваться таким трогательным словам, Тейт приходится слышать мой горький смех сквозь слёзы.

– Где он? – спросила я у неё. – В Китае? В Японии? – Я закружилась на месте. – Мне нужно в аэропорт. Нет. Сначала нужно переодеться… Нет… сначала…

– Лекса, – перебила меня Тейт, с нежностью улыбаясь, и не без труда поднялась со стула, придерживая живот обеими руками. – У тебя дома можно пописать?

– А… да. Да, конечно.

Аэропорт временно отменяется. Да и вообще, что это за глупая была идея?

Шофёр Тейт привёз нас к родительскому особняку и остановился у ворот. Я велела охране открыть их, так как до парадного входа слишком долго идти, и с чувством невыносимой тоски на душе и толики разочарования посмотрела на своего кумира, словно Тейт сейчас скажет что-нибудь ещё. Что-нибудь, от чего сердцу не будет так больно.

Но Тейт молчала. Слабо улыбнулась мне и, когда машина остановилась у парадного входа, кивнула на дверь.

– Иди.

– А ты ведь… Пойдём, я проведу тебя к уборной.

– Иди-иди! – усмехнулась Тейт, и её шофёр открыл дверь с моей стороны.

Звуки музыки – первое, что показалось странным.

Играл не оркестр, а электронная гитара. И если это шутка такая или обычная запись, клянусь, моё сердце окончательно разорвёт от разочарования.

– Он же написал, что сейчас очень занят в другом месте, – подмигнула мне Тейт и толкнула на выход из салона. – И это не Китай!

На обширной подстриженной лужайке у дома, утопающей в декоративных растениях моей матери, прямо по центру были установлены два больших звукоусилителя. У одного из них, возясь с проводами, в тёмных брюках и светлой рубашке стоял…