И хуже.

А нить по стене бежит. Попробуй догони… догнать надо. Важно. Очень важно. И сердце у живота пульсирует все быстрее. Ощущение такое, что вот-вот прожжет и рубашку, и мышцы, провалится внутрь Луки и будет ему конец.

И правильно.

Не хрен трогать посторонние артефакты.

Коридор закончился полукруглой залой, из которой в одну сторону поднималась лестница с узкими и крутыми ступенями. А по другую начинался еще один проход.

Подняться было бы логичным, но… тень по стене обошла лестницу, исчезнув в проходе.

Вот же ж…

- Твою мать да за ногу, - проворчал Лука в полголоса. И колено потер. То самое, про которое уже и подзабыл. И вспомнилось, как предупреждал целитель, что с коленом этим вот не нужно шутить, что, если не быть осторожным, то Лука рискует захромать.

А то и вовсе без ноги остаться.

- Да чтоб тебя сплющило, - жжение за пазухой сделалось и вовсе невыносимым.

Будто мало ему было.

Лука захромал вдоль стены, опираясь на нее, опасаясь лишь одного, что стал слишком медлителен и путеводная нить оборвется. Она дрожала, то появляясь, то исчезая, чтобы вновь появиться, но уже слабее. И тогда камень вспыхивал вновь, а кожу уже не щипало, кожа уже облезала.

Лука достал бы, но что-то подсказывало: оставлять камень нельзя.

И в руках его не удержишь.

Руки ему свободные нужны, а то мало ли что.

Одной за стену держаться, потому как ногу с каждым шагом пронизывала острая боль. Во второй револьвер.

Правда…

Лука все же остановился, чтобы стянуть рубашку. Драная. Грязная. Слишком тонкая… а если и штаны добавить?

- Погоди… а то ж не дойдем.

На белесой стене завихрились спирали. Спешить надо. Силы уходят. Источник свободен и призраков больше ничего не держит. Кроме разве что благодарности.

…призраки неразумны, следовательно, благодарности испытывать не могут. Это его просто башкой приложило, вот и лезет всякая дурь.

Лука скинул ботинки и поморщился. Нога стремительно опухала, что было нехорошо.

Очень нехорошо.

Ничего… с ногой он потом… как-нибудь. Колено остатками одной штанины перехватит, а поверху ремнем. Ремень хороший, крепкий. Во вторую штанину он сунул комок с камнем. Ткань рубашки успела высохнуть и слегка дымилась.

А если рванет?

- Идем, что ли… - Лука смахнул пот.

Хорош, герой.

Полос на стене появилось сразу несколько, будто кто-то растопыренными пальцами протянул. И потревоженная светящаяся штука, что покрывала стены, задрожала.

- Еще бы сказал, куда идем…

Лука поскреб спину.

Следы от розовых шипов зудели. И видит Бог, он точно мог сосчитать их, каждую, мать его, царапину, от которой расползался огонь.

Все-таки не стоило лезть.

И трогать тоже… а поспешить надо… если, конечно, его не на кладбище ведут… а что, он здоровый, тащить тяжело, другое дело собственными ногами… пусть и ковыляя… сплошная выгода… еще и лопату в руки.

Лука фыркнул.

Но с пути не свернул. Вот все говорили, что он слишком упорным был, порой неоправданно. Коридор разродился очередной лестницей.

И дорожка исчезла.

Зато на плечи будто льдом плеснули. Хорошо… замечательно… Лука остановился, закрыл глаза, наслаждаясь моментом.

Дверь он видел.

Такую хорошую дубовую дверь, которую с размаху не выставишь. Вон как вросла в камень. И видно, что ставили ее не для того, чтоб любой идиот с полпинка вышиб. Да и пнуть сейчас не особо выйдет.

Лука потер колено.

В том, что ему нужно было за дверь, он не сомневался.

Спустившись на пару ступеней, Лука положил руку на дерево. Влажное. Петли металлические и судя по блеску, без магии не обошлось. В такой сырости ржавчина моментально появляется. Стало быть…

Ручка гладкая.

Стоило надавить, и пошла вниз, только внутри замка будто хрустнуло что-то, правда, очень и очень тихо. И камень опять полыхнул, да так, что зубы пришлось стиснуть, чтоб не заорать.

Но ручка пошла.

И дверь приоткрылась. Слегка. Этой щели хватило, чтобы услышать голоса. Один голос, от которого волосы на спине стали дыбом, и Луке пришлось закусить губу, чтобы не зарычать.

А от тихого второго глаза затянуло пеленой ярости.

Впереди захлебывалась силой буря. Позади остался мертвый дракон, под крылом которого пристроился Томас. А я…

Я им не мешала.

И старалась не плакать. Это ведь так сложно порой, не плакать. Не думать о том, как оно могло бы сложиться, если бы…

…если бы Билли не пил.

…если бы когда-то давно кто-то не сломал его, а я даже не знаю, кто. Правда, знаю, что ломают многих, но уродами становятся не все, и что не в моих силах было починить его. Но ведь… у нас ведь тоже все могло быть иначе?

Или нет?

Не знаю. Сижу. Молчу. Стираю слезы, которые ползут по щекам. Слезы горячие, а собственные щеки кажутся жесткими, что наждак. И главное, буря, которая близка, как никогда, подвывает. В ее голос вплетаются другие.

Драконьи.

Они ведь тоже поняли, если не все, то многое.

И простили его.

Мертвых легко прощать.

Вот завибрировал воздух от рыка Лютого, в котором мне слышалось обещание. Вот поддержал его Гранит. Искра плакала тихо, но ее слезы я слышала, несмотря на расстояние и бурю.

- Идем, - сказал Томас и протянул руку. – Или… ты останешься?

- Нет.

Я все-таки справилась с собой и слезами. Встала. Томас прав. Больного ублюдка следовало остановить, пока он не сломал еще одного дракона.

Томас шел впереди и держал меня за руку, точно боялся, что если отпустит, то я потеряюсь в хитросплетениях каменных нор. Может, и потерялась бы.

В этой части гор я не бывала.

Я шла.

Спешила. Порой переходила на бег. Спотыкалась. Однажды почти рухнула на землю, но Томас удержал.

- Извини, - в темноте его глаза отливали золотом, но это не пугало.

- Ничего, - я поднялась, цепляясь за его руки.

Неровный пол.

И низкий потолок. Стены сужаются, и я теснее прижимаюсь к Томасу. Я снова слышу голоса, заунывные тягучие, они пробиваются сквозь камень, жалуясь на судьбу.

Они рассказывают о том, о чем я не хочу знать.

И заткнуть бы уши, но тогда придется отпустить руку Томаса. А это выше моих сил. И я иду. Спешу. Сосредотачиваюсь на каждом шаге, цепляюсь за ноющую боль в мышцах, за рассаженные руки и повторяю про себя слова  молитвы.