займемся твоей фермой и долгими интересными разговорами…

- Вот это я с радостью!...

Апостол мужик запасливый. Поэтому, чтобы вместить пять длинных полок вдоль одной из кирпичных стен рухнувшего креста, сохранившей на себе следы аккуратной починки, нам пришлось перетащить немало барахла, большую его часть отправив в промерзлый ледяной тамбур. Потом мы принялись выкладывать столбики из кирпичей и отдельных кусочков, вставляя в отверстия концы крепких палок. Следом Андрей занялся сооружением хитрой «фирменной» замазки, должно превратить наше сооружение в монолит, но до этого мы совместными усилиями загнули несколько хитрых железных штуковин, пропустив их в пробитые в старой замазке дыры и сделав так, чтобы они удерживали все полки у стены. Меньше всего нам хотелось, чтобы вся эта конструкция вдруг обрушилась.

Убедившись, что чуть выпивший из своих драгоценных запасов старик закурил не менее драгоценную сигаретку и вполне справляется, я оделся потеплее и вышел на мороз, где принялся вырезать снежные блоки, подтаскивать их к старой двери и делать некое продолжение коридора. На это дело ушло несколько часов и заполз я внутрь полностью обессилен, но несказанно довольным – и работу выполнил и организм с нагрузкой вполне справился. С собой я притащил ведро вырубленной из-под снега почвы. Перекусив, я улегся и тут же отключился, в то время как продолжающий напевать Апостол уже колдовал над ассорти разложенных на полу мелочей, пытаясь сваять из всего этого хотя бы несколько достаточно крепких горшков. Я еще успел услышать его озадаченное бормотание на тему что же делать, если на самом деле таких размеров тыква вымахает и где тогда этого гиганта размещать…

Когда я покидал его одинокую обитель, он крепко сжал мне на прощание руку и, подтянув к себе, напомнил:

- Если не убить – то использовать хотят. Помни об этом, Охотник. Тут одно из двух.

- Да уж точно не забуду – хмыкнул я – Как забыть, если ты раз десять уже напомнил. Да и я тоже так думаю. Дам о себе знать как только смогу. Ты главное не рискуй зря, Андрей.

- А ты смотри не пропадай никуда.

- Постараюсь – кивнул я и за мной захлопнулась крепкая внутренняя дверь.

Поглубже натянув меховой капюшон, я проверил рюкзак с козырьком, некоторое время постоял в полной темноте, вглядываясь в подернутой снежной зыбкой пеленой черной пространство и, не уловив ничего опасного, убедившись, что сугробов непонятных рядом не прибавилось, ходко двинулся обратно к Убежищу…

**

Луковианцы смиренно и улыбчиво вошли через приоткрытую в стужу дверь, а не въехали на вездеходе в распахнутые врата. И в моих глазах это разом добавило им баллов – но не в доброте и чистоте помыслов, а в оценке их мудрости. Впрочем, я и не сомневался, что они поступят именно так, уже успев немного изучить эту тихую и внешне столь вежливую и добросердечную расу. Гостей встречало все Убежище – впервые на моей памяти был полон людьми не только Холл, но и Центр, равно как и ведущая вниз широкая лестница. Встретили их достаточно сердечно и более чем старомодно – накрытым для трапезы длинным общим столом, одним из трех вытянувшихся через весь Холл.

Сам я во встречающие лезть не стал и вообще не попался им на глаза, заняв наблюдательную позицию в монастырском углу, где с разрешения уселся на краю чужой койки и неспешно пил чай. Рядом со мной сидел улыбчивый иссушенный жизнью старик с длинной бородой, тоже прихлебывая из железной кружки и без особого интереса глядя выцветшими глазами на спины желающих поглядеть на гостей людей. Сквозь гомон и покашливание донеслись неразличимые слова сначала Михаила Даниловича, а затем зазвучал ответ одного из луковианцев. Судя по интонациям слова говорили теплые и сердечные. Мы не разобрали не слова, но когда «наши» всколыхнулись и радостно загудели, я понял, что были переданы какие-то интересные дары. Скорей всего что-то из съестного и воспроизводимого – это я понял опять же из-за сдержанности восторга. Сейчас, когда Убежище полно частью уже посаженных семян, когда нас в потенциале ждут обильные постоянные урожаи…

Сидящий рядом монашек будто услышал мои мысли и, хмыкнув, едва слышно произнес:

- Голод заставит радоваться и единственному пшеничному колоску… а изобилие наказывает равнодушием.

- Хорошо сказано – ответил я, протягивая ему уже подкуренную сигарету.

- Благодарствую…

Мы дружно задымили, перемежая вкусную вредную отраву глотками остывающего чая, продолжая лениво наблюдать и слушать. Длилось это все больше получаса, и только затем переговаривающиеся старики начали расходиться. Потянулись вверх по лестнице медлительные фигурки, поредела толпа, один за другим начали заполняться места за столами, равно как и нижние койки с самодельными столиками. Еще через четверть часа я занял свое место рядом со «своими» холловскими стариками и пододвинул к себе некогда одноразовую, а теперь служащую многократно пластиковую тарелку со смесью тушеных овощей и мяса. Кушать не хотелось от слова «совсем», но я заставил себя заработать ложкой и присоединиться к обычным застольным разговорам. Нужен я луковианцам или нет, но я не собирался строить из себя кого-либо необычного, равно как и держаться особняком. Я часть земного Убежища. Я один из многих.

Ужин длился больше часа. Да и затем многие остались на своих местах, перейдя к радостному смакованию небольших порций чего-то, что больше всего на вид и запах напоминало красное вино, но явно им не являлось, хотя и содержало в себе алкоголь. Замковые постарались разбавить крепкий самогон чем-то особым ради такого случая. Помимо этого, по столам прошлись самокрутки и редкие сигареты и каждому досталось по половине большо или по одной целой конфете. Я невольно закашлялся, увидев с какой галантностью старичок в старом зеленом пальто дарит половину шоколадной конфете смущенно улыбающейся старушке…

Как и ожидалось, важный разговор откладывать на завтра не стали. Ко мне подошли и тихонько попросили посетить выделенное для беседы помещение минут так через десять. Я кивнул и поднялся. Но сначала двинулся к выходу, накидывая на плечи тяжелую куртку. Выйдя на мороз, оставаясь у ворот, я вгляделся в темноту и не сразу различил пару тяжелых гусеничных машин. Я знал, что луковианцы оставили свою технику здесь, но хотел увидеть не ее, а то, где они ее оставили. И увиденное мне понравилось – машины стояли так, чтобы ни в коей мере не блокировать и даже не сужать выезд из ворот нашего Убежища. Внешние огни потушены, но внутри салонов через стекла виден тусклый свет – само собой, кто-то остался там внутри.