– Хотя это не имеет значения. Верно? – Арч поворачивается ко мне, вяло усмехнувшись, и подтирает платком распухший нос. Она имеет в виду, что в честь Бретт многие женщины пришли на похороны в кроссовках. Им бы не пришлось беспокоиться о том, что каблуки увязнут в земле.

– Все прошло бы хорошо в любом…

– Она все еще виделась с ней? – спрашивает Арч. И перебивает меня, как только я открываю рот, чтобы ответить: – Скажи мне правду, Кел. Пожалуйста. Пожалуйста, не ври мне. Не позволяй мне выглядеть глупой девушкой, которая ничего не знала.

О, так вот в чем дело. Я отвечаю не сразу, чтобы она мне поверила. Если хочешь, чтобы тебе поверили, нельзя отвечать сразу. Я как будто давлюсь своим горем.

– Она не виделась с ней. Она любила тебя, Арч.

Арч с отвращением качает головой, промакивая нос влажным грязным платком. Я засовываю руку в сумку и пытаюсь найти чистый, чтобы она не занесла себе инфекцию.

– Она меня не любила, – говорит Арч. – Я не хотела это признавать, потому что любила ее. Но я все видела. Она никогда не была моей. Я не спятила. Не делай из меня дуру. Я знаю, что что-то происходило.

Бросаю поиски чистых платков и прижимаю руку к груди. Мое сердце кажется старым. Ослабевшим от боли за стольких людей.

– Арч, – ахаю я. – Пожалуйста. Поверь, она тебя любила. И я люблю тебя, и Лайла. Мы всегда будем семьей.

– Это правда? – спрашивает она чуть громче, словно теперь гнев взял над ней верх. Горе – танец скорби и гнева. – Это правда, что ты разрешишь им показать, что произошло? Что вы с Лайлой будете сниматься в своем шоу?

Я возвращаюсь к поиску чистых платков, чтобы не встречаться с ее праведным неодобрением.

– Камеры были выключены, когда это случилось. Они ничего не покажут.

– Но ты и Лайла? Вы будете сниматься в собственном шоу?

– Оно ориентировано на SPOKE. И поможет многим имазигенским женщинам и детям, Арч.

Арч снова начинает плакать. Нет. Подождите. Она?.. Так и есть. Она смеется. Это горький, тихий, робкий смех, вызывающий румянец на щеках.

– Ты делаешь это ради имазигенских женщин и детей, Кел? – выдает она через мгновение. После чего выходит из машины и так аккуратно закрывает дверь, что та даже не щелкает. Похоже, я больше никогда ее не увижу.

Меня восстановили в SPOKE, повысили до вице-президента. После смерти Бретт управление немедленно отозвало приказ о моем увольнении. Компания не пережила бы такое потрясение, а в связи со смертью Бретт женщины наводнили SPOKE, спрашивая исключительно Лайлу и меня. Спрос был настолько велик, что в 2018 году мы выходим на национальный уровень, открывая студии в Майями, Вашингтоне и Лос-Анджелесе. В моем телефоне есть номер Рианны. Я словно Донателла Версаче.

Лиза входит в кадр, и они с Джесси что-то обсуждают, склонив друг к другу головы.

Мы с Лайлой сидим за монитором в гостевой комнате Джесси. Я узнала, что во время интервью-исповеди в комнате остаются лишь оператор-постановщик, исполнительный продюсер, звукорежиссер и актер. Все остальные изолируются, чтобы свести посторонние звуки к минимуму.

Лайла надела пушистые шлепанцы Бретт от Gucci, которые малы ей на размер, но она твердо решила прийти на интервью в чем-то, принадлежавшем своей тете.

– Лайлс, – шепчу я. В тесной дорогой квартире особо не уединишься, ведь здесь бродят восемь членов съемочной команды, стилист, парикмахер и два личных помощника Джесси. – Ты правда этого хочешь? Ты можешь передумать в любой момент. Даже посреди интервью, если решишь, что с тебя хватит.

– Знаю, мам, – отвечает Лайла полным гормональной раздражительности голосом.

Хотя мы снимаем мое интервью с Джесси и интервью Лайлы с Джесси в один день, покажут их с разницей в месяцы. Мое интервью выйдет после премьеры нового сезона шоу – скоро, через три недели, – а интервью Лайлы – после последнего эпизода через несколько месяцев. Нельзя, чтобы выглядело так, будто мы сляпали все в один день, поэтому Джесси переоделась в кашемировую толстовку и сменила гостиную, где мы провели нашу формальную встречу, на кухню, чтобы приготовить еду и между делом поболтать с Лайлой о том, чем она занималась после случившегося.

– Маленькая Большая Кей, – произносит в монитор Джесси, обращаясь к Лайле по прозвищу. Она самая младшая в семье Кортни, но при этом самая высокая. Ты не принадлежишь клану, если у тебя нет прозвища. И я с жадным стуком своего сердца понимаю, что у меня его нет и, вероятно, никогда не будет. – Мы тебя ждем.

– Прекрати, – бормочет мне Лайла, спрыгивая с кровати и направляясь на кухню, хотя я ничего не говорила. Три недели назад Лайле исполнилось тринадцать. Не безумие ли, что я уже отсчитываю дни до следующего года ее буйного переходного возраста? Она слишком уж своенравна для подростка, но я хотя бы могу официально свалить все на переходный возраст. Только опасаюсь, что зрители раскритикуют меня, будто я заставляю ее слишком быстро повзрослеть. Или так и есть? Я больше не уверена.

Вижу в мониторе, как Лайла присоединяется к Джесси. Лиза и личный помощник выкладывают необходимые для приготовления шебакии инструменты и ингредиенты: кухонный комбайн, уже поджаренные семена кунжута, апельсиновую воду и бумагу для выпечки. Наконец на мраморном островке все разложено, все занимают свои места, и Лиза велит начинать.

– Привет, Лайла, – говорит Джесси. – Рада тебя видеть.

Лайла смущенно и мило улыбается.

– Спасибо.

– Что мы сегодня готовим?

– Шебакию, – отвечает Лайла. – Это марокканское печенье в форме цветка, обжаренное и покрытое медом. Любимое блюдо Бретт. – Она неподвижно рассматривает ингредиенты на стойке.

– Подскажи, с чего мне начать, – просит Джесси.

– Можете разбить яйца, – предлагает Лайла, и Джесси улыбается.

– Думаю, с этим я справлюсь.

– Значит, это было любимым блюдом тети Бретт? – спрашивает Джесси, разбивая яйцо о край миски из нержавеющей стали.

– Любимое блюдо Бретт. Я не называла ее своей тетей. Она была моей лучшей подругой.

Джесси берет венчик.

– Между вами была особая связь.

Лайла кивает и добавляет в комбайн семена кунжута и сухофрукты.

– Чего тебе больше всего не хватает?

– Она покупала мне крутую одежду и сумки еще до того, как могла все это себе позволить. Бретт много работала, чтобы стать успешной, но не ради себя, а чтобы помогать другим.

– Она была единственной в своем роде, – благосклонно отмечает Джесси. – Знаю, тебе наверняка сложно о ней говорить, но то, что ты хочешь поделиться воспоминаниями о своей тете с ее фанатами, многое значит. – Джесси прижимает руку к сердцу, как бы говоря: «Считайте меня одной из них». Но если Джесси и является чьей-то фанаткой, так это Лайлы. Это похоже на знаменитый прием холостяков, когда они «заимствуют» у женатой пары ребенка, чтобы кадрить женщин, зная, что их привлекают сильные мужчины со слабыми младенцами. Точно так же и Джесси надеется, что зритель проникнется к ней с ее татуировками и коллекцией обалденных кожаных курток, пекущей с Лайлой печенье.