Наступает оглушительная тишина. Что бы Бретт ни делала на кухне, она замерла.

– Винс замечательный, – сонно хихикает Лорен.

– Твоя сестра мне рассказала, – поясняет Джен, очевидно, в ответ на ошарашенный взгляд Бретт. – Это плохо, дорогуша. Не только то, что ты сделала и о чем соврала, но то, что так достала сестру, что она спустила тебя в унитаз. После такого у тебя никого не останется. Думаешь, Джесси встанет на твою сторону? Точно знаю, что Иветта – нет. Видишь ли, может, я ей и не всегда нравлюсь, но она всегда будет меня любить. Чего нельзя сказать о какой-то девчонке, с которой она познакомилась три года назад.

Иветта. Ох. Зачем Джен втянула в разговор Иветту? Иветта была вторым шансом Бретт. Благодаря ей Бретт чувствовала, что достойна материнской любви. Из всего, что потеряла бы Бретт, выйди правда на свет, тяжелее всего ей было бы расстаться с Иветтой.

Бретт пренебрежительно фыркает, но это едва скрывает ее панику.

– Скажи, а вы с командой пиарщиков подготовили заявление о том, что ты год трахалась с Винсом?

«Джен и Винс?!» – мысленно вскрикнула я при первом прослушивании.

«Джен и Винс?» – на втором.

«Джен и Винс». На третьем прослушивании я вспомнила, что Бретт пыталась поговорить со мной перед тем, как мы отправились в горы в Марокко. Что-то насчет Джен. Но я от нее отмахнулась. Нет. Я не просто от нее отмахнулась. Я прокричала, что больше не хочу слышать ничего плохого о Джен. Мне просто было так дурно от мысли, что она не прикрывает мне спину, а еще решила саботировать мои отношения с тем человеком, что прикрывал. Выслушай я ее тогда, сложилось бы все иначе?

И хотела ли я, чтобы все сложилось иначе?

– Винс – не муж моей лучшей подруги, – спокойно отвечает Джен, словно была подготовлена к тому, что Бретт затронет эту тему. – Она была твоей лучшей подругой. И хорошо к тебе относилась. Она любила тебя. А ты засрала все это. Сама подумай, Бретт. Женщины возненавидят тебя, когда узнают.

Бретт дерзко смеется, а потом бьет в самое уязвимое место:

– Он был твоим первым, Гринберг? До сих пор пишешь в своем дневнике миссис Джен Демарко, не так ли? Ты знаешь, что это я порвала с ним? Знаешь, что он продолжал преследовать меня даже после моей помолвки? Он конкретно на мне помешался. Тебя это, похоже, убивает. Решила слегка преобразиться – сделала новые сиськи, нарастила длинные волосы – и думала, что вернешь своего мужчину. – Бретт громко хохочет, этот смех похож на пронзительный лай, словно ей смешон образ Джен, которая прихорашивается для Винса. – Божечки, посмотри на свое лицо! Ты правда так думала! О да. Ты хотела показать Винсу, что он теряет, а он вместо этого положил глаз на мою толстую задницу. Видишь. Ты этого так и не поняла. Хотя знаешь… Думаю, ты это понимаешь и потому ненавидишь меня. Никто тебя не любит, Гринберг. Ты скучная. Быть худой – твоя настоящая работа. Я собираюсь сожрать всю пиццу, и для меня это не событие, вот почему я могу привлечь любого парня, какого захочу. Потому что могу предложить гораздо больше, чем свою способность сидеть на диете. У меня есть чертова жизнь. Энергия. Страсть. Конечно же, Винс предпочел трахать меня, а не скучный мешок с костями в платье от Ulla Johnson, и твоя мама хотела бы, чтобы я была ее дочерью. О, ты сейчас заплачешь? Знаешь, а я никогда не видела, чтобы ты плакала. Ты, случаем, не плачешь зелеными слезами из капустного смузи?

Здесь при первом прослушивании я задержала дыхание, потому что была уверена – именно в этот момент все произойдет. Я бы в каком-то смысле поняла, почему Джен взорвалась после такой пламенной речи. Это так гадко. Так жестоко. Но каким-то образом стало еще хуже.

Потому что Джен, насколько я поняла, отвернулась. Она не вступила в противоборство. Не дала Бретт ожидаемой реакции.

– Джен, – прошипела Бретт, зовя ее обратно. – Джен. Остановись. Джен!

А потом послышались быстрые шаги по безжалостно твердому известняковому напольному покрытию, и Джен закряхтела. Это Бретт напала на нее. Бретт начала первой.

Лорен тихонько хихикает, когда Бретт и Джен запутываются на полу, тяжело дышат, стонут от удовольствия и боли. Все молчат. Никто не кричит. Почему никто из них не позвал на помощь? Полагаю, по той же причине, почему мы с Бретт перестали шуметь, когда набрасывались друг на друга. Мы не хотели, чтобы это кто-то слышал. Не хотели, чтобы кто-то нас останавливал. Нам это нравилось.

Треск напоминает мне кокосы, которые мы с сестрой летом раскалывали о подъездную дорожку. Я знаю, что этот звук издала голова Бретт, потому что стон, сорвавшийся с ее губ, совсем не похож на человеческий. Она как будто охнула от непонимания, изумления и страха. «Ох» – вот так ты умираешь. И все же Джен могла выдать это за самооборону или даже случайность. Могла позвать на помощь, и Бретт, возможно, спасли бы. Но потом слышится второй треск, как бывало с кокосами. Одного удара достаточно для небольшой трещины, фрукт начинает выделять сок. Второй удар требуется, чтобы добраться до внутренностей, иногда даже нужен третий. К счастью, для Бретт потребовалось всего два удара.

Некоторое время быстрое дыхание Джен созвучно с диким храпом Лорен. Бретт молчит. Бретт умерла быстро.

Сначала Джен попыталась оттащить ее одна. Я это слышала. Но дитя цветов ни за что не смогла бы избавиться от огромного тела моей сестры без посторонней помощи. «Одна женщина не справилась бы», – сказал офицер, но вот две – вполне.

– Лорен, – голос Джен напоминает шипение, – проснись.

Это продолжается добрую минуту.

– Прекрати, – наконец стонет Лорен.

– Нет. Проснись.

– Нет. Эй! Прекрати! Что ты делаешь? – Представляю, как Джен стаскивает Лорен с дивана.

– Помоги мне! – огрызается на нее Джен.

– Это Бретт!

– Возьми ее за ноги.

Лорен смеется.

– Бретт НАПИЛАСЬ. Очнись, Бретт!

– Возьми ее за… ну вот. Молодец. Теперь двигайся.

– Это Бретт?

– Шевелись.

Дверь со скрипом открывается. Включается свет.

– Ой, – жалуется Лорен, и слышится тошнотворный шлепок, потом еще один. Ноги Бретт бросили на бетонный пол гаража.

– Давай снова, возьми ее за ноги!

– Это Бретт?

Свет выключается.

– Просто подожди здесь, – велит Джен. – Я возьму ключи. Никуда не уходи.

Лорен действительно тихонько ждет, когда вернется Джен и откроет багажник машины. Теперь становится понятно, почему они так хотели взять мою машину. Понятно, почему Лорен сама не понимала свои аргументы. Похоже, у нее остались лишь частичные воспоминания о том, как она засовывала тело моей мертвой сестры в багажник машины, если вообще остались. Что бы с ней сделала Джен, не вмешайся Стефани? Я стараюсь особо об этом не думать.

– Ладно. Поднимай ее. Вот так. Теперь можешь отпустить.